Демон Максвелла - [59]

Он продолжает говорить без остановки, пока я не отвлекаю его от этой темы и не сообщаю ему, что у него замечательная семья.

— Вы очень добры. А Сами? Вам понравился Сами? Он ведь умный мальчик, этот мистер Сами?

Я отвечаю, что мне очень понравился Сами и он, безусловно, умный мальчик.

— Настолько умный, что сможет учиться в одной из ваших современных школ?

— Конечно. Он сообразительный пацан. Симпатичный, ловкий и сообразительный, прямо как его отец. Не сомневаюсь в том, что он за несколько недель сможет нагнать своих сверстников.

— Я тоже так думаю, — с довольным видом откликается Мараг.

Я прощаюсь с ним неподалеку от Сфинкса. И только спустившись с холма, начинаю понимать, к чему он клонил. Мараг не хвастался, он рекламировал Сами. Как у любого отца, у него была мечта: он хотел, чтобы какой-нибудь джентльмен забрал его в страну Открывающихся Возможностей, взял бы в свой дом и отдал учиться в современную школу. Ребенок получает возможность прорваться к XX веку, джентльмен навеки обретает связь с прошлым... «Свой человек рядом с пирамидой». Неплохо. Неудивительно, что ты так расстроился из-за этого гашиша, планируя куда как более крупную сделку. Несмотря на всю твою невесомость и мягкость, ты мошенник высокого класса, Мараг...

29 октября. Двадцать первое воскресенье после Троицы. Трехсотый день года. Спал, пока меня не разбудили Малдун и Джекки, когда солнце уже заходило. Они затолкали меня в душ и отправили рассыльного за кофе. У Джекки были заказаны билеты на Зизи Мустафу — одного из самых знаменитых танцоров, а Малдун принес новости о последних археологических находках в Эфиопии.

— У него такой живот, что его можно выставлять в Лувре! — соблазняет Джекки.

— Череп человека, который на миллион лет старше находки Лики! — провозглашает Малдун. — И никаких обезьяньих рудиментов. Настоящий человеческий череп! Так что Дарвин может отдыхать!

— Возможно, возможно, — замечает Джекки, который всегда неохотно меняет свои взгляды. — С другой стороны, вполне вероятно, что его эволюционная теория справедлива, только временные рамки немножко сдвинуты. Тогда, получается, мы все равно произошли от обезьян, только этот процесс был более длительным.

— Вопрос не в этом, Джекки. — Я вылезаю из-под холодного душа и с разгона вклиниваюсь в дискуссию. — Вопрос в том, пережило человечество деградацию или нет.

Когда мы идем через вестибюль, я внезапно вспоминаю, что Мараг собирался в восемь принести оставшуюся часть моего приобретения.

— Восемь по египетским меркам означает время между девятью и полночью, — переводит Джекки. — Это в том случае, если он вообще появится.

Я оставляю Марагу записку на стойке, чтобы он прошел в мой номер, если я еще не вернусь к этому времени. Я возвращаюсь, на всякий случай открываю дверь и оставляю кальян на прикроватном столике.

После того как мы вкушаем изысканный ужин, выясняется, что танцор появится лишь в девять. Когда часы показывают уже десять, начало представления переносится на двенадцать. Малдун говорит, что у него экзамены и он больше ждать не может. Я уговариваю Джекки дойти до гостиницы, проверить, не пришел ли Мараг, а потом вернуться обратно. Мы ловим такси, подбрасываем Малдуна к его дому и едем к Гизе. Когда мы добираемся до гостиницы, на часах уже начало двенадцатого и никаких признаков Марага. Дверь в мой номер приоткрыта, но внутри меня ничто не ожидает. Мы снова выходим на улицу, и Джекки потчует меня какими-то арабскими высказываниями по поводу доверчивости. Швейцар останавливает нам такси и после непродолжительной задумчивости спрашивает:

— Кстати, сэр, вы случаем не мистер Дебри? Я отвечаю, что кое-кто называет меня именно так.

— Тогда вас тут кое-кто ждал. Но он уже ушел. Когда? Да несколько минут тому назад; он долго вас ждал, сэр. Где? В кладовке, подальше от посторонних взглядов. Разве вы не передали ему, чтобы он прошел в мой номер, как я просил? Нет, сэр, нам запрещено это делать. Эти люди могут помешать нашим гостям... Да кто вы такой? Официальный швейцар, сэр. И сколько времени этот человек ждал меня? Трудно сказать, он уже был здесь, когда я заступил на дежурство в половине восьмого.

— Но когда он уходил, — он наконец вытаскивает из кармана руку, — то просил меня передать вам этот пакетик.

И он протягивает мне мой красный носовой платок. В него завязаны четыре оставшиеся картонных патрончика и моя ручка.

30 октября, среда. Последний день моего пребывания в Египте.

Я чувствую себя виноватым перед Марагом. Пытаться найти его дом в лабиринте этой деревни совершенно бесполезное занятие. Неудача преследует меня и в гробнице, где мы навещали бедуинскую чету. Новый охранник сообщает мне, что ночью они уехали. А Марага он случайно не знает? Марага знают все. Он водит людей в пирамиду. А где он живет? Где-то в деревне. А когда он приходит на работу? Иногда поздно вечером, иногда рано утром, а иногда и вовсе не приходит по несколько дней... Этот Мараг непредсказуемый человек.

В Каире я выкуриваю один косяк с Джекки и Малдуном и даю им по патрончику. При посадке в самолет я должен быть абсолютно чист. Кроме того, я отдаю Малдуну свою четырехтомную «Пирамидологию» Ратерфорда. Мы прощаемся, и я устремляюсь обратно в Гизу. Марага по-прежнему нет. Мой самолет вылетает в десять утра, но я прошу разбудить меня в шесть.