Внутри всё похолодело. Именно этого я и опасался. Значит, не ошибся.
Я снова окинул окружавший меня мир враждебным взглядом. Смогу ли я явиться сюда сам?
Небо совсем потемнело, превратившись в пурпурное, и на необъятном полотне я увидел искрившиеся начищенным серебром звёзды! Крупные, они усыпали небо и казались так близко, что если бы рядом были горы, я бы смог взобраться на самый верх и дотянуться до них.
— Красиво? — прозвучал голос над моим ухом, и я опомнился.
— Да. Очень. — Выглядеть ребёнком, дивящимся каждой мелочи, не хотелось, и я поспешил перевести разговор в новое русло: — А почему мы отправились за покупками ночью? Ведь в Тартаре сейчас ночь, верно?
— Да, но в Навистрале, и в Тартаре в том числе, тёмное время суток считается более, э… подходящим для некоторых существ.
— Для каких?
— Видишь ли, те кто способен вести ночной образ жизни считаются более развитыми особями, менее зависимыми от времени. Те, кто бодрствует только днём, как правило, примитивны. Поэтому днём в Тартаре такое столпотворение. После захода Радан три четверти жителей ложатся спать и на улицах становится свободнее. Гулять гораздо приятней, и ходить по лавкам тоже, — Эйриг подмигнул.
— О, как оно замысловато устроено, господин.
— Ты привыкнешь. К тому же, у тебя есть преимущество, ведь в своём мире в это время ты бодрствуешь.
— Верно, господин, — согласился я, но не мог не признать, что в темноте, пусть и не кромешной благодаря сиянию небесных камней, я чувствовал себя не очень уютно.
— Господин, — спросил я до того, как мы переступили порог одной из лавок, — вы сказали, что здесь, как и у нас, два светила. Но где же луна? Или что тут у них?
— Она здесь. Вон там, — указал Эйриг вдаль.
— Но я ничего не вижу. Даже звёзд.
— Верно, потому что там Увойра. По размерам она превосходит Радан трижды…
Я даже прищурился, а после, так ничего и не увидев, просто огляделся, полагая, что не туда смотрю.
— …а не видишь ты её, потому что она совершенно чёрная.
— Чёрная? — я снова посмотрел на лишённое звёзд пятно, куда с самого начала указывал Эйриг. — Разве так бывает?
— Конечно, ведь Увойра поглощает весь свет, который стремится к её поверхности.
Господин Эйриг вошёл в лавку, за ним последовал Содар, а я всё ещё не мог оторвать глаз от непроглядной черноты.
Бродить в густых сумерках оказалось довольно приятно, хоть и боязно. Но до нас совершенно никому не было дела, за исключением тех, с кем был знаком господин Эйриг. А знал он, оказывается, многих, то и дело склоняя в приветствии голову или снимая шляпу перед дамами.
Погода стояла прекрасная. Прохладно, но не слишком. Оказывается, в Тартаре свой круг завершала весна. Я заметил необычные деревья, напоминавшие пучки сросшихся тоненьких оголённых стволов. Лишённые ветвей и листьев, они больше всего походили на свечи, оранжево-жёлтые и горчично-красные. Некоторые из них венчали крошечные сферы, раздутые, как огромные капли росы.
Это я сумел разглядеть к середине нашей прогулки, когда наконец перестал трястись из-за каждой зубастой морды. Ещё я обратил внимание на то, что постройки — дома, лавки, лачуги — походили на наши. Только в моём мире всем нравились коробки. Ровные или вытянутые. Жители же Тартары обитали в жилищах всевозможных форм, и часто неправильных.
Они громоздились друг на друга, тулились стенами поплотнее, и не всегда было понятно, где кончался один дом и начинался следующий. Ничего похожего на гладко обтёсанный камень или мелкий обожжённый кирпич не было и в помине. Булыжники, всевозможных размеров громоздили фасады и садики; те, что поменьше поднимали заборы, мостили дорожки.
Споткнувшись с десяток раз, я стал внимательнее. В общем, когда Содар наконец огласил, что все приобретения сделаны, мерки сняты, а костюмы заказаны, мы двинулись в обратный путь.
Я не сразу узнал дом Эйрига с обратной стороны. Количество этажей было тем же. Но здание, перекособочившись, съехало на одну сторону. Словно крыша, оказалась слишком тяжёлой и основание просело до половины. Тогда стены, накренясь, тоже двинулись вниз гармошкой. Мелкие кирпичи — только это были совсем не кирпичи, топорщились и выступали кривыми бочками, будто не из одной формы литы.
«Невидаль так невидаль», — удивлялся я, поднимаясь по скользким и неровным ступеням, на которые утром… то есть вечером не обратил внимания.
— Господин Эйриг, а как же ваши дела? — я только что вспомнил, как господин собирался пройтись с нами недолго, а сам гулял всю ночь.
— Подождут, — отмахнулся Эйриг. — С вами было так весело.
— Конечно, господин, — замогильным голосом поддержал Содар.
— Чего весёлого в рубахах да портках, господин? — вошёл я следом в дом.
Эйриг обернулся и склонился так, что его лицо оказалось прямо перед моим.
— В портках очень много всего весёлого, — прошептал он.
Я залился краской от самой что ни на есть дурацкой шутки. Эйриг даже Содара не постеснялся! А мертвец стоял столбом, словно ничего не слышал!
Я скорчил недовольную гримасу, пусть и не решившись высказать всё, что думаю о чьём-то искромётном чувстве юмора, обошёл Эйрига бочком, снял ботинки и пошёл в спальню.
