Демидовы: Столетие побед - [23]
Прямым следствием виктории над воеводой и благоприятного для Демидова изменения обстановки на Урале явилось его намерение, выражаясь современным языком, изменить прописку. Было ли оно вполне добровольным — судить трудно. В своей челобитной (начала апреля 1704 года) он писал о том, что ему было велено ехать на Невьянские заводы и дано столько-то подвод, «а ныне велено ехать с женою и з детьми», но с учетом их, а также отправляемых работников подвод нужно больше[119]. Смущает выражение «ныне велено ехать». Отражало ли распоряжение чье-то реальное веление, или Никита сам так решил, но представил собственное намерение как распоряжение, — трудно сказать. Могли послать принудительно? Конечно, могли. Посылали же со всех концов страны в молодой Петербург благополучные семьи ремесленников и купцов. Решились же однажды переселить всех тульских казенных кузнецов в Ярославль, где специально для них строился новый оружейный двор. Но не исключена и добровольность, не исключено, что Никита наконец «дорос» до осознания необходимости переместить штаб-квартиру (в смысле и штаб, и квартиру) на Урал. И недавно одержанная там победа над местной властью должна была этому осознанию помочь.
Вживание в Урал. Комиссарство
Планы правительства в отношении завода и заводчика становились более конкретными и детальными. За указом от 4 марта последовала серия распоряжений, касавшихся будущей деятельности Никиты на Урале. 8 марта он получил наметившее далекую перспективу разрешение «всякие заводы заводить».
По мере того как Демидов осматривался на новом месте, уточнялись и развивались и его планы. 14 апреля 1703 года он подал челобитную, в которой просил о разрешении построить новый железный завод в Кунгурском уезде[120]. Всего четыре дня спустя такое разрешение было получено[121]. Едва ли он собирался заниматься заводом скоро, в обозримой перспективе, предполагаем, что как раз не собирался. Забот на Невьянском заводе хватало сполна, да и оставленный без хозяйского присмотра завод Тульский тоже требовал внимания. В это время конфликт с верхотурским воеводой еще только развивался. Тот строил завод (Алапаевский) — Никита заявлял, что тоже намерен строить. Заводчику было выгодно подать себя в приказе как деятеля с планами не менее масштабными и важными, чем проект, реализацией которого занимался воевода. Слушателям своим Никита открывал заманчивые перспективы, рисовал обольстительные миражи.
Одновременно — оттирал конкурентов.
В январе 1705 года Демидов известил, что в том же Кунгурском уезде имеется медная руда, на которой он хочет строить медеплавильный завод. Но этим не ограничился, попросил большего: предоставления ему в этом районе монополии на металлургическую деятельность[122]. Использовать ее он предполагал адресно. В 1704 году в Кунгуре появился промышленник Федор Молодой, привезший грамоту из Рудного приказа, разрешавшую ему «заводы заводить и из руд товары делать». Тогда же он начал строить в уезде, на речке Мазуевке, железный завод. В конце года тот дал первую продукцию. Теперь Демидов просил «в близости тех урочищ, отколе мне возможно руды возить и где места медной руды вновь приищу» Молодому «никаких своих заводов не заводить и помешки ни в чем мне не чинить»[123]. Указ с разрешением Демидову копать на Кунгуре медную руду и строить предприятие для ее переработки, данный ему 15 мая 1705 года, фактически устранил потенциального конкурента. Он сохранял Молодому единственный уже действовавший железный завод, ставя тем самым крест на планах строительства любых новых[124]. У Демидова появилась возможность при необходимости мешать попыткам Молодого строить новые предприятия. Всегда можно было сослаться на обнаружение поблизости хорошей руды и свое едва сдерживаемое обстоятельствами намерение ее разработать.
Казна долгое время принимала его декларации за чистую монету и искала, как бы поскорее обзавестись медеплавильным заводом, построенным руками частного капитала. Очередной этап ее мечтаний зафиксировал указ от 14 марта 1707 года о строительстве такого предприятия в едва ли обрадовавшем Демидова формате: как казенного с участием заводчика в качестве организатора производства[125]. Исполнен он не был. Год 1709-й, новая попытка. Новое не то разрешение, не то повеление Демидову строить железные и медные заводы[126]. Результат тот же. Годы шли, а демидовская медь оставалась обещанием.
Что же тормозило освоение медных месторождений Кунгура? Изменяющиеся планы казны? Отсутствие у Демидова необходимого для запуска дела инвестиционного ресурса? Полагаем, свою роль сыграли и эти, и другие (о них еще скажем) причины. И только исправные поставки металла с действующих предприятий спасали заводчика от того, чтобы казна пришла к заключению, что ей из года в год морочат голову.
На этом фоне не совсем понятен смысл пожалования Демидову чина комиссара, состоявшегося 11 февраля 1709 года
