Дедейме - [21]
– Нет… – Шекер замотала головой. – Я не знала… Я больше не буду…
За дверями послышался шум. Эрке обняла Шекер и сказала:
– Ну вот и хорошо, тогда вставай, одевайся и иди поиграй на пианино.
Эрке вышла из комнаты. Дойдя до кухни, она остановилась. За столом стояла Ханна и срезала гниль с помидоров. Увидев Эрке, она вытянула шею и закачала головой вниз-вверх, как бы спрашивая: «Поговорила? Что? Как?» Эрке сделала рукой круговое движение, имитирующее глаженье ребенка по голове, и шепотом сказала:
– Все хорошо.
В кухню вошла Шекер. Несмотря на опухшие глаза, лицо ее было спокойным.
– Выспалась? – спросила Ханна.
– Да, – Шекер улыбнулась.
Ханна подмигнула Эрке.
– Ты не видела нигде сумку коричневую? Я от отца прятала, не найду теперь.
Шекер знала, что Ханна всегда прятала от Натана запасы – сэкономленные деньги и драгоценности для личных нужд, и то, что часто она забывала свои тайники. Однажды она послала водителя на рынок и дала ему сумку, в кармане которой была большая сумма. К счастью, водитель оказался порядочным и вернул ей деньги. С тех пор она предпочитала делать тайники вместе с Шекер.
– Мама, не эта сумка? – Шекер достала из-под узкой щели под кроватью Ханны старый, пропахший сыростью кожаный ридикюль и протянула его Ханне.
– Эта, эта! Сох боши, духтерлейме! [26] – Ханна открыла сумку и вывалила содержимое на стол. Чего там только не было: бриллианты, золотые цепи, кулоны, браслеты, часы с разноцветными камнями. Из горки с драгоценностями Ханна выудила массивные серьги: огромные, размером с фасолину, изумруды в обрамлении дюжины горошин-бриллиантов. Словно генералы в окружении солдат, они искрились и сверкали, заигрывая с солнцем. Ханна несколько раз подбросила серьги, будто взвешивая, а потом протянула их Шекер.
– Хочешь такие серьги?
Шекер замялась, но в глазах вспыхнул огонек. Эрке взяла из рук матери серьги и поднесла их к ушам Шекер.
– Ты только посмотри, эти серьги как будто сделаны для тебя! – Эрке взяла Шекер за руку, подвела к зеркалу и еще раз приложила серьги.
– Изумруд – это твой камень! Очень хорошо сочетается с твоими волосами. Зеленый и каштановый, лучше не бывает! – И шепотом, на ухо, добавила: – Мать редко кому такие серьги дарит, бери, пока не передумала.
Шекер кивнула. Эрке осторожно вдела серьги в уши Шекер.
– Чуй раче духтер! [27] Копия – моя мама. – Ханна поцеловала девочку. – Нравится?
– Очень! Спасибо, мама! – ответила Шекер.
– Мой младший доченька! – Ханна еще раз поцеловала девочку.
Неприятное чувство тяготило Эрке, когда она вышла от матери. Проблема решена, мать довольна, Шекер вновь стала любимой младшей дочерью, и все это благодаря ей, Эрке. Это она убедила Шекер смириться с обстоятельствами, полюбить маму. Но почему же теперь ей так плохо? Эрке пошла по направлению к своему дому, но перед калиткой остановилась. Прямо на дорожке лежала кучка. Эрке позвала: «Цыган!», но на ее зов никто не откликнулся, поэтому она пошла искать щенка в сад.
Мама редко называет ее духтерлейме[28], хотя это она, а не Шекер – младшая дочь. Мать никогда не дарит ей таких дорогих серег. Если их продать, хватит на две машины. Зачем девочке такие дорогие серьги? Она их может потерять, их могут украсть! Да еще и перед зеркалом теперь будет крутиться часами. Пустышка! Мама назвала ее раче духтер[29], сказала, что она похожа на бабушку Шекер. Ничего она не похожа на бабушку, она на свою мать похожа, больше ни на кого! А то, что она, Эрке, как две капли воды похожа на мать, никого никогда не интересовало, ее никогда не называли красавицей. Все-таки противная она, эта Шекер, все время прибедняется. Бедная родственница, все ей должны, а она ничего никому не должна. Нашлась мне, обиженная. На обиженных воду носят, нечего с ней церемониться. На месте мамы следовало бы указать ей место. Разбаловала ее совсем.
Эрке нашла Цыгана, когда тот облаивал дерево, на которое вскарабкалась взъерошенная кошка. Эрке схватила щенка за холку и потащила к дорожке. Уткнув его носом в кучку, она несколько раз шлепнула по боку:
– Это ты зачем делаешь? Это ты сам есть будешь?
Пес жалобно заскулил, ей пришлось отпустить его. Отряхнув руки, она пошла за веником и совком.
Надо выдать Шекер замуж поскорее. Почему мать считает, что рано? Столько хороших женихов приходит, а она всем отказывает. Говорит, я до 18 лет девочку не отдаю. Меня же выдали в 15 лет, а ее почему нельзя? Чем она лучше? Нашлась мне, неженка. Я бы уже давно выдала замуж и избавилась от этой обузы. Она только кровь материну сосет, а толку от нее никакого. Даже на пианино играть не может. Говорю ей, играй громче, чтобы всем было слышно. А она мне – мол, громче нельзя. Плохому танцору – пол кривой. Если громче нельзя, зачем вообще играть на пианино? Зачем ей преподавателей наняли, деньги им платят? Все на ветер, все мамины деньги – на ветер. С Миной я так церемониться не буду, выдам замуж рано. Строго с ней надо, взяла манеру спорить со мной. Думает, если мать ее защищает, она может себе позволить мне перечить. Надо ее приструнить, пока совсем не выбилась из рук.
Эрке поставила совок с веником на место, налила полное ведро воды и стала тщательно отмывать дорожку.
«– Моя мама и красивая, и умная, и успешная. У нее было столько возможностей выйти замуж во второй раз! Но она этого не сделала, понимаешь, не сделала! Она не хотела, чтобы кто-нибудь, не дай бог, меня обидел. Моя мама из-за меня принесла свою жизнь в жертву, а я…Дарина посмотрела на сидящего напротив мужа и опустила голову. Антон кивнул и взял ее за руку, но Дарина тут же руку высвободила…».
«У Конрада Фольксманна, молодого человека тридцати шести лет от роду, в отличие от большинства его сверстников, была цель – стать канцлером Германии. Он уже не помнил, когда ему впервые захотелось этого: то ли когда он прочёл биографию Конрада Адэнауэра и захотел стать похожим на него; то ли когда он вместе с матерью вышел на уличную демонстрацию и, скандируя лозунги за объединение обеих Германий, прошёл насквозь их тихий городок Альтенбург, что к востоку от Лейпцига; то ли когда всего через несколько дней после демонстрации, в которой и он принимал участие, рухнула Берлинская стена, и он осознал, что и он может влиять на политическую жизнь страны…».
Рассказ из сборника «Русские женщины: 47 рассказов о женщинах» / сост. П. Крусанов, А. Етоев (2014)
Им по шестнадцать, жизнь их не балует, будущее туманно, и, кажется, весь мир против них. Они аутсайдеры, но их связывает дружба. И, конечно же, музыка. Ред, Лео, Роуз и Наоми играют в школьной рок-группе: увлеченно репетируют, выступают на сцене, мечтают о славе… Но когда Наоми находят в водах Темзы без сознания, мир переворачивается. Никто не знает, что произошло с ней. Никто не знает, что произойдет с ними.
Роман молодого чехословацкого писателя И. Швейды (род. в 1949 г.) — его первое крупное произведение. Место действия — химическое предприятие в Северной Чехии. Молодой инженер Камил Цоуфал — человек способный, образованный, но самоуверенный, равнодушный и эгоистичный, поражен болезненной тягой к «красивой жизни» и ради этого идет на все. Первой жертвой становится его семья. А на заводе по вине Цоуфала происходит серьезная авария, едва не стоившая человеческих жизней. Роман отличает четкая социально-этическая позиция автора, развенчивающего один из самых опасных пороков — погоню за мещанским благополучием.
Триптих знаменитого сербского писателя Милорада Павича (1929–2009) – это перекрестки встреч Мужчины и Женщины, научившихся за века сочинять престранные любовные послания. Их они умеют передавать разными способами, так что порой циркуль скажет больше, чем текст признания. Ведь как бы ни искривлялось Время и как бы ни сопротивлялось Пространство, Любовь умеет их одолевать.
Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.