Дедейме - [20]

Шрифт
Интервал

– С чего ты взяла, что мама тебя не любит? Мама любит тебя, ты носишь имя ее матери, Шекер! Ты думаешь, это просто так? Это не просто так, это большая честь – носить имя бабушки. Мама тебя больше всех детей любит! И не делает разницы, она тебя родила или не она. Наоборот, она тебя любит больше остальных детей, потому что ты дочь ее любимого сына, дочь Довида!

– Но почему… почему тогда она такая строгая со мной?

– Что? С тобой строгая? – Эрке театрально засмеялась. – Это со мной она была строгая, а с тобой она совсем не строгая, уж поверь мне! И то я не жалуюсь. Хотя раньше и мне казалось, что мама слишком строгая. Сейчас понимаю, что она во всем была права. Во всем она была права!

Эрке подошла к окну. По саду бегал, виляя хвостом, маленький Цыган. Остановившись у куста малины, он пытался поймать лапой бабочку. Подул ветер, и с яблони посыпались зрелые плоды. Эрке повернулась к Шекер и, увидев, что та больше не плачет, а внимательно слушает, продолжила:

– Я раньше думала, что мама слишком строга ко мне, что она несправедлива ко мне. Мне даже казалось, что она меня не любит. Когда Симон натворил делов на заводе – Довид тогда был министром торговли Карачаево-Черкесии и устроил его ради мамы директором завода, он, когда пришла проверка на завод, подставил и себя, и Довида, рассказав то, что не надо было рассказывать. Я все, говорит, делал по указанию Довида. Вот их обоих и посадили, и Довида, и Симона. Родители были в ярости. Я плакала, потому что мама не пускала меня к мужу в тюрьму. Забеременеешь, говорит, не дай бог. Она уже тогда поняла, что за человек Симон, и решила нас развести. Дом наш продали, а я переехала к родителям жить. Я его еще любила, надеялась, что он исправится, когда выйдет из тюрьмы, что жизнь его научит, что он перестанет изменять мне, станет другим. Но мать с отцом даже слушать об этом не хотели. Возненавидели они его тогда всей душой. Зачем, говорят, этот выродок сына нашего под срок подвел? Предателем его называли, трусом. Ни о нем, ни о Мине, дочери нашей, слышать не хотели. Ей годик тогда был. Девочка, говорят, копия Симон. Отец, помню, шипел на нее, кричал на меня, если она плакала. Уходи, говорит, куда хочешь и убери дочь этого урода с моих глаз. Никаких грубых слов они не жалели ни для него, ни для Мины моей. Знаешь, как я тогда страдала, сухого места не было вокруг, все промокло от слез. Мать однажды подошла ко мне – я тогда Мину грудью кормила – и говорит: «Пора от груди отлучать девочку». «Почему?» – спрашиваю я. «Через неделю Боря поедет в Новороссийск, отвезет ее в детский санаторий для туберкулезников. Я договорилась с нянькой, она будет за ней присматривать, подержит ее там, сколько надо. Я ей денег отправлю. Пусть там поживет, пока все не наладится. Ты же видишь, как отец злится!» Я тогда ничего не ответила, знала, что мамино слово – закон, что у меня заберут ребенка, хочу я этого или нет. У меня сердце разрывалось от мысли, что этот комочек, – Эрке сложила руки, как бы укачивая ребенка, – будет жить далеко, в каком-то санатории, под присмотром няньки. Я так переживала и плакала, что молоко, которое я Мине давала, стало соленым совсем. Она морщилась и не ела, а от голода еще больше кричала. Отец меня с ней на улицу выгонял, мать тогда как меж двух огней была, боялась, что отец ребенку что-то плохое сделает. А через два дня молоко у меня совсем исчезло, даже грудь перевязывать не понадобилось. Забрали у меня тогда Мину, и как будто не было никогда ребенка. Так тихо стало дома, спокойно, как на кладбище. Я заболела тогда сильно, но маме ничего не сказали. Еле выкарабкалась. Врач сказал, что если бы еще немного, не было бы меня. Мать с отцом бросили все свои связи на то, чтобы Довида и Симона освободили раньше. Им дали по восемь лет, а освободили через два года. Симон, как освободился, пришел за мной, но мать с отцом его на порог не пустили, потребовали развода. Он не хотел, но они пригрозили ему новым сроком, и он согласился. Потом мать нашла Гарика и выдала меня за него замуж. Я сначала не хотела, не понравился он мне совсем, а потом согласилась. Мама меня уговорила, она мудрая очень, наша мать, и все сделала правильно. Она знала, что если я сразу замуж не выйду, навсегда без мужа останусь. Люди начнут судачить, а потом и семью уважать перестанут. Пожили мы с Гариком год, я за это время несколько раз к родителям вернуться хотела, так он мне был противен! А мать меня все время назад отправляла. Стерпится, говорит, слюбится. До сих пор помню ее слова: «Разведенная дочь – позор, а разведенная дважды – позор вдвойне». А потом у нас с Гариком сын родился, я счастлива была и поняла, что мать права была во всем! И тогда мать отправила кого-то в Новороссийск за Миной. Она приехала, не признает никого, плачет. Ей пять лет уже было, она меня не помнила, никого не помнила. Плакала, к маме просилась. Думала, что Таисия Федоровна – няня, ее мама! Но теперь, как видишь, все хорошо. А если бы мама меня тогда с Симоном не развела и за Гарика не выдала, что было бы? Ничего хорошего не было бы, это я точно знаю! Наша мама – мудрейший человек на свете. И ты не представляешь себе, как я была счастлива, когда мама захотела, чтобы Мина называла ее «мамой», а меня – «сестричкой Эрке»! Это огромная честь для меня, а не горе. И если мать скажет: пусть Мина живет у меня постоянно, я сразу соглашусь. И если она скажет: роди ребенка и отдай мне на воспитание, я так и сделаю. Нет большей чести для меня, чем быть дочерью моей матери. И ты до сих пор считаешь, что мама тебя не любит, даже несмотря на то что она выделяет тебя из тридцати внуков, дала тебе имя своей матери? Ты до сих пор так считаешь?


Еще от автора Стелла Прюдон
Наш с мамой сын

«– Моя мама и красивая, и умная, и успешная. У нее было столько возможностей выйти замуж во второй раз! Но она этого не сделала, понимаешь, не сделала! Она не хотела, чтобы кто-нибудь, не дай бог, меня обидел. Моя мама из-за меня принесла свою жизнь в жертву, а я…Дарина посмотрела на сидящего напротив мужа и опустила голову. Антон кивнул и взял ее за руку, но Дарина тут же руку высвободила…».


Счастье Конрада

«У Конрада Фольксманна, молодого человека тридцати шести лет от роду, в отличие от большинства его сверстников, была цель – стать канцлером Германии. Он уже не помнил, когда ему впервые захотелось этого: то ли когда он прочёл биографию Конрада Адэнауэра и захотел стать похожим на него; то ли когда он вместе с матерью вышел на уличную демонстрацию и, скандируя лозунги за объединение обеих Германий, прошёл насквозь их тихий городок Альтенбург, что к востоку от Лейпцига; то ли когда всего через несколько дней после демонстрации, в которой и он принимал участие, рухнула Берлинская стена, и он осознал, что и он может влиять на политическую жизнь страны…».


Рекомендуем почитать
Лето бабочек

Давно забытый король даровал своей возлюбленной огромный замок, Кипсейк, и уехал, чтобы никогда не вернуться. Несмотря на чудесных бабочек, обитающих в саду, Кипсейк стал ее проклятием. Ведь королева умирала от тоски и одиночества внутри огромного каменного монстра. Она замуровала себя в старой часовне, не сумев вынести разлуки с любимым. Такую сказку Нина Парр читала в детстве. Из-за бабочек погиб ее собственный отец, знаменитый энтомолог. Она никогда не видела его до того, как он воскрес, оказавшись на пороге ее дома.


Лекарство для тещи

Международный (Интернациональный) Союз писателей, поэтов, авторов-драматургов и журналистов является крупнейшей в мире организацией профессиональных писателей. Союз был основан в 1954 году. В данный момент основное подразделение расположено в Москве. В конце 2018 года правление ИСП избрало нового президента организации. Им стал американский писатель-фантаст, лауреат литературных премий Хьюго, «Небьюла», Всемирной премии фэнтези и других — Майкл Суэнвик.


Юбилейный выпуск журнала Октябрь

«Сто лет минус пять» отметил в 2019 году журнал «Октябрь», и под таким названием выходит номер стихов и прозы ведущих современных авторов – изысканная антология малой формы. Сколько копий сломано в спорах о том, что такое современный роман. Но вот весомый повод поломать голову над тайной современного рассказа, который на поверку оказывается перформансом, поэмой, былью, ворожбой, поступком, исповедью современности, вмещающими жизнь в объеме романа. Перед вами коллекция визитных карточек писателей, получивших широкое признание и в то же время постоянно умеющих удивить новым поворотом творчества.


Двадцать кубов счастья

В детстве Спартак мечтает связать себя с искусством и психологией: снимать интеллектуальное кино и помогать людям. Но, столкнувшись с реальным миром, он сворачивает с желаемого курса и попадает в круговорот событий, которые меняют его жизнь: алкоголь, наркотики, плохие парни и смертельная болезнь. Оказавшись на самом дне, Спартак осознает трагедию всего происходящего, задумывается над тем, как выбраться из этой ямы, и пытается все исправить. Но призраки прошлого не намерены отпускать его. Книга содержит нецензурную брань.


Хизер превыше всего

Марк и Карен Брейкстоуны – практически идеальная семья. Он – успешный финансист. Она – интеллектуалка – отказалась от карьеры ради дочери. У них есть и солидный счет в банке, и роскошная нью-йоркская квартира. Они ни в чем себе не отказывают. И обожают свою единственную дочь Хизер, которую не только они, но и окружающие считают совершенством. Это красивая, умная и добрая девочка. Но вдруг на идиллическом горизонте возникает пугающая тень. Что общего может быть между ангелом с Манхэттена и уголовником из Нью-Джерси? Как они вообще могли встретиться? Захватывающая история с непредсказуемой развязкой – и одновременно жесткая насмешка над штампами массового сознания: культом успеха, вульгарной социологией и доморощенным психоанализом.


Идёт человек…

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.