Дедейме - [11]
– О-ё, так и сказала? – раскрыв рот от удивления, спросила Эрке.
– Папамну[9], я же врать не буду! – Ханна отломила кусочек от лежащего в ее тарелке лаваша и, поцеловав его, произнесла: – Клянусь хлебом, так и сказала! Слов в слов мне передали Гали, бог видит, не соврали.
– А дальше?
– Потом что было! Вой эри ме[10]. – Ханна вздохнула и продолжила шепотом, опасаясь, что ее могут услышать. – Я ей запретила платье одевать и к людям выходить. Наказывать ей хотела. Оставайся, говорю, на кухне, помогай, говорю, девочкам работать. Так она специально, когда Зинка на кухню вошла, перед ней в обморок упала! Чтобы та подумала, что мы ее не кормим, и чтобы к себе забрала! Какая тварь неблагодарная! Не кормим мы ее! Придумала мне тоже!
Ханна обхватила голову руками и стала ритмично водить ей из стороны в сторону, вперед и назад.
– Какое наказание мне бог послал! Чем я это заслужила? Она меня в могилу сведет, стакан чая мне не подаст на старости лет!
– Мама, а она тебе разве говорила, что хочет уйти к Зинке? – остановила ее причитания Эрке.
– Доченька, – Ханна сделала глубокий вдох, – ты что думаешь, я не вижу? Я уже много лет на этот свет живу. Мне ничего не надо говорить, у меня свой глаза же есть.
Ханна поправила выцветшую косынку и затянула ее в тугой узел на затылке.
Эрке закивала, как бы признавая свою ошибку.
– Ну давай я с ней поговорю! – предложила она.
– Если сможешь, узнай, кто ее настроил против меня? Рая? Я знаю, она меня не любит, злая она. Она гадюка, не знаю, как я могла такую гадюку родить? Могла сказать ей обо мне гадостей. – Ханна сделала паузу, ожидая реакции Эрке. Но та промолчала, поэтому Ханна продолжила:
– Поговори с Шекер по-своему, скажи, что мать умрет, если она себя так вести будет. Пусть она мать-отец слушается. Не та мать, что родила, а та, что воспитала. Скажи ей потихоньку, чтобы она не знала, что я тебя просила. У меня сердце болит, ночи спать не могу. – Ханна стала трясти халат в районе левой груди.
– Мама, ты только не нервничай, – заволновалась Эрке. – Ты таблетки сегодня принимала?
– А-а-а, – Ханна раздраженно махнула рукой, – мне что сейчас, до таблеток твоих? Мне сейчас проблемы надо решать, а не ерундой… – Ханна резко замолчала и приложила палец к губам, потому что за ними внезапно, как из ниоткуда, появился Гарик. Он стоял в белой майке прямо за Эрке и чесал живот.
– Доброе утро! – отчеканил Гарик. – Что тута за проблемы?
Ханна промолчала. Гарик вопросительно взглянул на Эрке. Он хотел быть в курсе всего, не пропустить ни одной, даже самой незначительной, новости. Но обе женщины знали, что ему ни за что нельзя доверять важных тайн, если только не хочешь, чтобы они стали достоянием всего города. Ханна поймала взгляд Эрке, а потом посмотрела на Гарика и засмеялась.
– Какие проблемы у меня, старой женщины? Пришла вот к дочери поговорить, потому что Натан ругался утром. – Ханна вздохнула.
– Да? – с интересом спросил Гарик. – А что такое, почему ругался?
– Цыган умер вчера, а мы ему не сказали. Закопали дети сами. А он узнал сегодня и ругал меня. Я сам, говорит, хотел его похоронить. Зачем вы, говорит, без меня такие вопросы решаете. Злой ушел, даже чай не допил!
– Правильно говорит! – Гарик достал сигарету из пачки. – Его собака, он сам хотел ее похоронить, а вы взяли и решили все за него тама.
Эрке знала, что матери неприятно присутствие Гарика и что та рассказала про Цыгана только для того, чтобы Гарик не искал в ее раннем визите других причин, и в который раз удивлялась и восхищалась ее дипломатическим способностям.
– Если бы он вчера узнал, он бы злой был весь день. Люди приходят к нему поздравлять, а он сидит злой. Какой был бы праздник? Лучше пусть сегодня злится.
Гарик зажег сигарету и затянулся.
– Я закурю, можно? – спросил он.
– Я кто такой, чтобы запрещать? – Ханна стала искать ногами скинутые тапочки. – Ну ладно, я пойду, не буду мешать.
Она встала.
– Мама, ты куда? – Эрке удерживала Ханну за руку.
Та помахала перед лицом, как бы изображая веер.
– Накурено, – сухо ответила она.
– Гарик! Ты зачем куришь при матери! Она же не выносит сигаретного дыма.
– А что, я спросил, она сказала – можно, – ответил Гарик, делая затяжку. – Сейчас потушу.
Он с усилием прижал тлеющий окурок к дну пепельницы и плюнул за изгородь в сад. Ханна сделала над собой усилие и улыбнулась. Эрке знала, что мать терпит Гарика только ради нее, чтобы не создавать дочери дополнительных проблем, и была ей за это очень благодарна.
– Эрке, где мои носки? – Гарик с хрюканьем втянул носом воздух. – И рубашка мне нужна, мне ехать надо! Неси давай быстрее и что-нибудь покушать мне тута сделай.
Эрке исчезла в доме, а Ханна пошла с тарелками снеди на летнюю кухню – отдельное кирпичное строение, изначально служившее гаражом. После того как во дворе появился навес из шифера, машины стали ставить на улице, а гараж переоборудовали под кухню: поставили плиту, кран, два больших стола, диван и телевизор. Именно здесь летом собирались женщины, и, взяв по шпильке, вынимали из белой черешни косточки и варили варенье. А зимой лепили пирожки и вели долгие, никогда не надоедающие разговоры.
«– Моя мама и красивая, и умная, и успешная. У нее было столько возможностей выйти замуж во второй раз! Но она этого не сделала, понимаешь, не сделала! Она не хотела, чтобы кто-нибудь, не дай бог, меня обидел. Моя мама из-за меня принесла свою жизнь в жертву, а я…Дарина посмотрела на сидящего напротив мужа и опустила голову. Антон кивнул и взял ее за руку, но Дарина тут же руку высвободила…».
«У Конрада Фольксманна, молодого человека тридцати шести лет от роду, в отличие от большинства его сверстников, была цель – стать канцлером Германии. Он уже не помнил, когда ему впервые захотелось этого: то ли когда он прочёл биографию Конрада Адэнауэра и захотел стать похожим на него; то ли когда он вместе с матерью вышел на уличную демонстрацию и, скандируя лозунги за объединение обеих Германий, прошёл насквозь их тихий городок Альтенбург, что к востоку от Лейпцига; то ли когда всего через несколько дней после демонстрации, в которой и он принимал участие, рухнула Берлинская стена, и он осознал, что и он может влиять на политическую жизнь страны…».
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
События, описанные в этой книге, произошли на той странной неделе, которую Мэй, жительница небольшого ирландского города, никогда не забудет. Мэй отлично управляется с садовыми растениями, но чувствует себя потерянной, когда ей нужно общаться с новыми людьми. Череда случайностей приводит к тому, что она должна навести порядок в саду, принадлежащем мужчине, которого она никогда не видела, но, изучив инструменты на его участке, уверилась, что он талантливый резчик по дереву. Одновременно она ловит себя на том, что глупо и безоглядно влюбилась в местного почтальона, чьего имени даже не знает, а в городе начинают происходить происшествия, по которым впору снимать детективный сериал.
«Юность разбойника», повесть словацкого писателя Людо Ондрейова, — одно из классических произведений чехословацкой литературы. Повесть, вышедшая около 30 лет назад, до сих пор пользуется неизменной любовью и переведена на многие языки. Маленький герой повести Ергуш Лапин — сын «разбойника», словацкого крестьянина, скрывавшегося в горах и боровшегося против произвола и несправедливости. Чуткий, отзывчивый, очень правдивый мальчик, Ергуш, так же как и его отец, болезненно реагирует на всяческую несправедливость.У Ергуша Лапина впечатлительная поэтическая душа.
Сборник «Поговорим о странностях любви» отмечен особенностью повествовательной манеры, которую условно можно назвать лирическим юмором. Это помогает писателю и его героям даже при столкновении с самыми трудными жизненными ситуациями, вплоть до драматических, привносить в них пафос жизнеутверждения, душевную теплоту.
С Вивиан Картер хватит! Ее достало, что все в школе их маленького городка считают, что мальчишкам из футбольной команды позволено все. Она больше не хочет мириться с сексистскими шутками и домогательствами в коридорах. Но больше всего ей надоело подчиняться глупым и бессмысленным правилам. Вдохновившись бунтарской юностью своей мамы, Вивиан создает феминистские брошюры и анонимно распространяет их среди учеников школы. То, что задумывалось просто как способ выпустить пар, неожиданно находит отклик у многих девчонок в школе.