Дедейме - [10]
– Почему мать с отцом всем без исключения братьям подарили по машине, а нам, дочерям, нет? Мы что, не заслуживаем машины? Чем мы хуже? Почему им все, а нам ничего? Довиду, например, не нужна эта «Волга», у него денег куры не клюют, а ему все равно подарили! Залмону и Боре – по «Ниве», Сави – «девятку»! Да я бы на «шестерку» согласилась, у меня денег на машину нет. Почему нас не любят?
Эрке не понравился тон сестры. Она считала, что мать сама решает, что и когда делать, кого любить и баловать, а кого отдалять и лишать подарков. Эрке боготворила мать и не подвергала сомнению ее решения.
– Нас любят, – ответила она. – Мать всех любит и дарит подарки тем, кому считает нужным. Ты не можешь требовать от нее подарка, если она не хочет его дарить.
– Нет, не могу. Но это несправедливо: она только сыновей и любит. Мы, дочери, обделены. Нам достаются одни отбросы! Почему мать нам дарит только старые ковры, просроченные духи и съеденные молью шубы, а им – Рая кивнула в сторону – машины, дачи, телевизоры и золото с бриллиантами?
– Я с тобой не согласна.
Эрке не хотелось продолжать разговор. Она не переставала надеяться, она сочла бы за величайшее счастье когда-нибудь услышать от матери те слова, которые сама Ханна услышала когда-то от своего отца Боруха: «Все мои сыновья не стоят твоего ногтя». Она хотела стать для матери и сыном, и дочерью, и помощницей в делах и верной подругой, которая никогда не бросит, не предаст, не оставит. Мать всегда была и всегда останется самым важным человеком в ее жизни. Она чувствовала, что мать нуждается в ней и по-своему любит. Но она знала, что нельзя требовать от матери большего, чем та может дать.
– Ну конечно… – Рая искоса посмотрела на сестру, – тебе легко говорить, ты же у матери на особом положении… Любимица… Может, и тебе все дарят, а ты, тихоня, никому ни о чем не рассказываешь.
Рая фыркнула и ушла, потому что Эрке ей не ответила, делая вид, что сосредоточенно подметает пол. Она не хотела обсуждать поступки матери с сестрой.
Вечер прошел удачно, но Эрке видела, что мать в плохом настроении: что-то тяготило ее. Несмотря на улыбку, смех и танцы, Эрке читала в ее глазах грусть. Она знала, что если маме грустно, глаза превращаются в потухшие угольки, замирают в одном положении, больше обращены внутрь, чем наружу, сверля какую-то сложную проблему, сосредотачивая на ней все внимание. Эрке очень хотела подойти к матери и узнать, что за проблема ее гложет, предложить помощь. Но она знала, что матери нельзя предлагать помощь, если ей будет что-то нужно, она сама попросит.
– Твоя мать пришла! – муж настойчиво толкал Эрке в бок, пытаясь разбудить. – Ни свет ни заря будит весь дом! Иди, успокой ее. Она ведь не уйдет, пока всех не поднимет.
Эрке вскочила с постели как ужаленная, сдернув халат с колыбели, бросила взгляд на спящую в ней дочку, их с Гариком второго ребенка, и побежала открывать матери: мимо шкафа с книгами, трогать которые было запрещено, потому что Гарик сам лично утрамбовывал их в шкаф строго по высоте и цвету корешка (он их не читал, но педантично следил, чтобы все книги находились на своих местах); мимо детской, из которой слышалось посапывание старшей дочери и сына; мимо большой гостиной, где вышитые на дербентском ковре родители неизменно провожали ее строгим взглядом.
– Эрке! Эрке! – услышала она надрывающийся голос матери.
Ханна стояла у крыльца, переминаясь с ноги на ногу. Летом дверь в доме оставляли открытой и ветер поддувал белую занавеску, которая резвилась и трепетала, ударяясь о закрытую решетку. Крыльцо обвивали чайные розы. Еще мгновение, и решетка была открыта, а из-за занавески выглянула заспанная и взлохмаченная Эрке, поспешно застегивающая пуговицы на халате.
– Ну наконец! – недовольно буркнула Ханна. – А то зову-зову, а никто не идет. Мне с тобой говорить надо.
Эрке и Ханна прошли на террасу. Из сада доносились ароматы роз, пионов и нарциссов. Летом терраса превращалась в центр жизни: здесь ели, пили чай, играли в нарды и разговаривали.
Пол под навесом был устлан художественной мозаикой, которую сделали по эскизам Эрке. Она старалась создать вокруг себя красоту, и ее дом и двор напоминали музей, поэтому братья частенько приводили своих знакомых показать мозаику и заводили их в дом – там были лепные потолки. Эрке не возражала и даже гордилась. Она всегда стремилась к художественному творчеству. Но родители решили, что она станет юристом, и на этом вопрос о ее профессии был закрыт.
– Мама, ты выглядишь уставшей! – Эрке внимательно посмотрела на мать. – Как ты себя чувствуешь?
– Плохо чувствую.
– Что-то случилось? Я знала!
– А-а-а-а, – Ханна махнула рукой. – Весь ночь спать не могла, все думала, думала. Весь ночь думала о Шекер.
– Да? – удивилась Эрке. – А что случилось? Что с ней?
– Э-э-э! Это горе на мою голову! Наказание! – Ханна вздохнула. – Вчера что сказала Галям? Те только спросили, придет Зинка или нет? Что она им ответила? Скажу – не поверишь!
– Что она им ответила? – с нетерпением спросила Эрке.
– Вы, говорит, мою маму Зину не трогайте. Она, говорит, лучше всех вас, и не вашего ума дело, придет она или не придет. Занимайтесь, говорит, своими делами и в чужие дела нос свой не суйте!
«– Моя мама и красивая, и умная, и успешная. У нее было столько возможностей выйти замуж во второй раз! Но она этого не сделала, понимаешь, не сделала! Она не хотела, чтобы кто-нибудь, не дай бог, меня обидел. Моя мама из-за меня принесла свою жизнь в жертву, а я…Дарина посмотрела на сидящего напротив мужа и опустила голову. Антон кивнул и взял ее за руку, но Дарина тут же руку высвободила…».
«У Конрада Фольксманна, молодого человека тридцати шести лет от роду, в отличие от большинства его сверстников, была цель – стать канцлером Германии. Он уже не помнил, когда ему впервые захотелось этого: то ли когда он прочёл биографию Конрада Адэнауэра и захотел стать похожим на него; то ли когда он вместе с матерью вышел на уличную демонстрацию и, скандируя лозунги за объединение обеих Германий, прошёл насквозь их тихий городок Альтенбург, что к востоку от Лейпцига; то ли когда всего через несколько дней после демонстрации, в которой и он принимал участие, рухнула Берлинская стена, и он осознал, что и он может влиять на политическую жизнь страны…».
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
События, описанные в этой книге, произошли на той странной неделе, которую Мэй, жительница небольшого ирландского города, никогда не забудет. Мэй отлично управляется с садовыми растениями, но чувствует себя потерянной, когда ей нужно общаться с новыми людьми. Череда случайностей приводит к тому, что она должна навести порядок в саду, принадлежащем мужчине, которого она никогда не видела, но, изучив инструменты на его участке, уверилась, что он талантливый резчик по дереву. Одновременно она ловит себя на том, что глупо и безоглядно влюбилась в местного почтальона, чьего имени даже не знает, а в городе начинают происходить происшествия, по которым впору снимать детективный сериал.
«Юность разбойника», повесть словацкого писателя Людо Ондрейова, — одно из классических произведений чехословацкой литературы. Повесть, вышедшая около 30 лет назад, до сих пор пользуется неизменной любовью и переведена на многие языки. Маленький герой повести Ергуш Лапин — сын «разбойника», словацкого крестьянина, скрывавшегося в горах и боровшегося против произвола и несправедливости. Чуткий, отзывчивый, очень правдивый мальчик, Ергуш, так же как и его отец, болезненно реагирует на всяческую несправедливость.У Ергуша Лапина впечатлительная поэтическая душа.
Сборник «Поговорим о странностях любви» отмечен особенностью повествовательной манеры, которую условно можно назвать лирическим юмором. Это помогает писателю и его героям даже при столкновении с самыми трудными жизненными ситуациями, вплоть до драматических, привносить в них пафос жизнеутверждения, душевную теплоту.
С Вивиан Картер хватит! Ее достало, что все в школе их маленького городка считают, что мальчишкам из футбольной команды позволено все. Она больше не хочет мириться с сексистскими шутками и домогательствами в коридорах. Но больше всего ей надоело подчиняться глупым и бессмысленным правилам. Вдохновившись бунтарской юностью своей мамы, Вивиан создает феминистские брошюры и анонимно распространяет их среди учеников школы. То, что задумывалось просто как способ выпустить пар, неожиданно находит отклик у многих девчонок в школе.