Данбар - [30]

— Наш дряхлый толстосум не смог бы взобраться на эту соломенную стену, — уверенно произнес Кевин. — Но полезай туда и убедись, что там никого. А я проверю говядину.

— Это не солома, а сено, и коровы не мясные, а дойные, — поправил его Хес, воспользовавшись преимуществом сельского происхождения.

— Да ты что! — недовольно пробурчал Кевин. — У нас тут что, Королевский, твою мать, сельскохозяйственный колледж? Ты что же, решил, что я разбираюсь в элитных коровах только потому, что работаю на одну такую, и не упущу возможности поучиться у настоя-я-ящего, мать твою, ковбоя!

У Данбара от волнения свело все мышцы, когда он услышал скрип сена под тяжестью карабкающегося наверх Хеса. Его лежбище находилось на полпути к вершине штабеля — снизу оно хоть и оставалось незаметным, но найти его было нетрудно.

Кевин брезгливо приблизился к стаду коров, ловя лучом фонарика остекленевшие от страха глаза животных. Возможно, ощущая его враждебный настрой, коровы забеспокоились, и их беспокойство быстро передалось всему стаду: две коровы громко замычали, а остальные начали биться о металлические воротца загона. Через мгновение где-то залаяла собака, за ней другая.

Как только Хес запрыгнул на верхний сноп, снизу раздался шепот Кевина:

— Слезай! Мы перебудили всю эту дурацкую ферму!

Хес, легко перемахивая со снопа на сноп, спрыгнул на пол.

— Наверху никого, — доложил он.

— Надо убраться отсюда побыстрее, пока Старый Макдональд не прибежал сюда с дробовиком[21].

Оба выскользнули из сарая, оставив Данбара с чувством блаженного облегчения. Он не мог припомнить, когда был так счастлив. Коровы защитили его, и собаки защитили его — как сделали это раньше, после того как он миновал перевал и бродил в поисках жилья по не запорошенному снегом склону, страдая от мокрого снега и града и уже почти потеряв надежду, как вдруг услыхал отдаленный собачий лай и ответный лай другой собаки (прямо как сейчас), а потом человеческий голос: собакам было предложено или зайти в дом, или перестать брехать. Слов Данбар не расслышал, но, судя по интонациям, хозяин не злился на псов, а уговаривал их. Все эти звуки дали ему ориентир движения во тьме по безликой, без каких-либо видимых примет, равнине, в ту сторону он и зашагал, пока наконец не различил огонек, который оказался фонарем, освещавшим двор перед сараем. И вот теперь, в очередной момент опасности, звери опять сыграли важную роль, заставив его осознать, с приливом радости, что сама природа оказывает ему поддержку, вступив с ним в заговор и разделив с ним возмущение противоестественной жестокостью его старших дочерей. Он ощущал неразрывную связь с природой еще с тех пор, когда в юности проводил лето в загородном особняке в Онтарио, считая его своим родным домом; особняк стоял на берегу лесного озера, и сейчас остававшимся в его собственности, где он ходил на каноэ и под парусом, пил прохладную озерную воду во время купания, а еще строил домик на дереве, отправлялся в походы, ставил на ночь палатку и всегда чувствовал естественное родство с растениями, деревьями и животными того края. Возраст и деньги отдалили его от этого родства, но теперь, когда на его долю выпали суровые испытания, в нем вновь пробудились глубоко засевшие инстинкты, его прежнее, непозабытое «я». Напрасно Кевин считает его «дряхлым толстосумом», не способным вскарабкаться на штабель снопов, где он так удачно спрятался от преследователей, рыскающих по сараю. В нем всегда бурлила необузданная физическая энергия. Ему требовалось не больше трех часов сна, чтобы потом весь следующий день сохранять заряд активности. Этот тупой качок даже не представляет, с кем имеет дело: он слишком упивается собственной физической формой и воинственностью, чтобы понимать цену внутренней силы.

Но через несколько минут ликование Данбара, достигнув пика, развеялось и исчезло. Он стал испуганно думать, на самом ли деле Кевин и его кровожадный подручный ушли, или затаились где-то неподалеку, направив свои бинокли на дверь сарая. И не заявится ли вооруженный Макдональд проверить, что так взбудоражило его сторожевых псов и коров. Надо бы все это разузнать, пока не поздно.

Освещен был только двор перед сараем. Если высокая сдвижная дверь позади трактора не заперта и ему хватит сил ее раскрыть, тогда он сможет ускользнуть незамеченным. Он начал спускаться со штабеля сена и, покуда ощупью искал твердую опору для ног, изрезал все пальцы о тугую проволоку, стягивающую снопы. Добравшись до задней двери, он собрался с силами, чтобы попытаться сдвинуть в сторону засов, но стоило ему нажать на железную ручку, как дверь легко заскользила по поперечинам, и он по инерции чуть не выпал наружу. Данбар выбежал из сарая и задвинул за собой дверь. Хотя непогода бушевала вовсю, вокруг была не кромешная тьма, и он, подняв воротник пальто и надвинув поглубже шапку, сразу направился в противоположную сторону от перевала и последнего своего известного местопребывания в «Кингз-Хеде» или, если у Питера развязался язык, на автостоянке.

Теперь, когда после долгого пути вверх по склону он примостился за каменной оградой и от вершины горы его отделяли лишь три поля, он оглянулся назад, на деревушку и на одинокий сарай. Уже достаточно рассвело, чтобы он смог хорошо различить дорогу — но столь же хорошо и он был виден своим врагам. На обочине дороги, в двухстах ярдах перед последним поворотом на Наттинг, стоял черный «лендровер». Машина была развернута в другую сторону, и никто из пассажиров внутри не смог бы увидеть его — ну, разве что через заднее стекло, но этот «лендровер» тревожил Данбара куда больше, чем разбросанные по долине дома и припаркованные рядом с ними машины. Спрятавшись за каменной кладкой, он увидел, как дверцы внедорожника раскрылись и из него вышли двое мужчин, взяли из салона рюкзаки, забросили их себе за спину. Они направились по-военному пружинистым шагом в сторону тропы на Миаруотер. Данбар не смог разглядеть их лиц, но не сомневался, что это Кевин и Хес отправились на охоту.