Данбар - [31]

Не вставая с корточек, он привалился спиной к камням, в шоке от того, что находился на волоске от поимки. Теперь придется ждать, пока они не уйдут за перевал, а иначе они могут в любой момент обернуться и заметить его на другом краю долины. Его сердце чуть из груди не выпрыгивало от страха осознания, что, стартуй они минутой раньше и обведи взглядом долину, они бы наверняка заметили, как он неуклюже перелезает через каменную стенку. В то время как предыдущий случай чудесного спасения породил в нем чувство благодарности к судьбе и веру в благосклонность к нему природы, этот второй подарок госпожи удачи возымел совсем иное действие, обострив до предела объявший его ужас: он чувствовал себя как человек, тонущий в волнах коварного прибоя и беспомощно тянущий руки к полоске тихоокеанского пляжа, который ему не стоило бы покидать, по мере того как с каждой новой волной его затягивает все дальше в пучину вод. Вдобавок к полной потере ориентации в пространстве, его, как человека, забывшего, как завязывать шнурки или как называются знакомые предметы вокруг, начали охватывать приступы глубокого смятения. Он вдруг ощутил полную растерянность, точно только что стал свидетелем невероятного события, опровергающего все законы природы, словно подброшенный в воздух камень вместо того, чтобы упасть вниз, продолжал с нарастающим ускорением улетать все выше в небо.

Твердая мокрая земля была от него всего в нескольких шагах, она была его другом. Он мечтал упасть на землю, чтобы не падать бесконечно в небо — с закрытыми глазами и мысленно оглядываясь назад, к потерянному им дому. Данбар прилег под каменной стенкой, распластавшись так, чтобы каждой частичкой своего тела плотнее прижаться к земле. Ему захотелось так и остаться тут, не двигаясь. Нащупывая какую-нибудь опору, его правая рука обхватила торчащий из каменной ограды выступ, и он оцарапал пальцы о его шершавую поверхность, а другой рукой ухватился за пучок жухлой травы. Ему вдруг вспомнился эпизод из далекого детства: он лихорадочно вцепился в ножки стола, чтобы не дать маме вывести его из комнаты и наказать за какой-то проступок. Однажды его отшлепали за то, что он разжег камин, хотя ему «недвусмысленно» запретили к нему подходить. Его заворожило это слово задолго до того, как ему стало понятно его значение. Он счел, что в нем заключено ужасающее моральное осуждение и что оно отсылает к чему-то, что нельзя даже описать словом «зло». Когда же он узнал смысл этого слова, его изумила нейтральность точного определения. И почему мать надеялась, что такое заурядное и нестрашное слово может ассоциироваться у него, ребенка, с ужасом и физическим насилием.

— Недвусмысленно, — пробормотал Данбар.

Он продолжал лежать на мокрой земле, ухватившись за траву и камень, с поджатыми пальцами ног и сведенными от напряжения мышцами, которые он не осмеливался расслабить. Трудно сказать, сколько он так пролежал. Ощущение времени притупилось, как и остальные чувства, обретя над ним власть ночного кошмара: он не мог рассудить, как долго он оставался погружен в атмосферу показательных наказаний, учиняемых матерью, казалось, они выпадали из времени, потому что переживание этих наказаний, хотя они уже давно были завершены, принадлежали особому времени, когда он не мог вообразить себе наступление его финала. С другой стороны, такие понятия, как бесконечность и пространство, мелькали в его мозгу за долю секунды, оставляя в душе осадок пугающего обещания вечного наказания.

Когда же он наконец пошевелился, то медленно встал на ноющие колени, а затем поднялся на занемевшие ноги. Он старался не поднимать голову над каменной кладкой на тот случай, если его преследователи вели наблюдение за долиной с помощью мощных биноклей. Помедлив, он не мгновение высунулся из-за стены, чтобы посмотреть, далеко ли они ушли. Их не было видно. Он провел линию от «лендровера» к перевалу, но заметил только черных овец, перепачканных грязью и исхлестанных кнутами дождя. Наверное, его преследователи уже скрылись в облаках, затянувших верхние склоны горы. Но это вряд ли. Сколько же он пролежал, прячась за стеной? А может быть, они уже возвращаются? И не стоит ли ему вернуться в Наттинг и просто сдаться, попросить вызвать для него полицейский наряд, а не такси, поскольку местные в любом случае позвонят в полицию. Может, стоит попросить вернуть его в Медоумид и снова посадить на таблетки? Нет, он не будет возвращаться в долину. Он себя не унизит, он не позволит своим дочерям командовать им, а своим тюремщикам оскорблять его. Скорее он даст голоду себя уморить и морозу заледенить кровь в своих жилах, но не склонит головы! И он заставил себя снова шагать вперед. Коль скоро его преследователи скрылись из виду, он должен воспользоваться моментом и уйти от них как можно дальше. Точно свора ищеек, сбитых со следа, они сейчас, пыхтя, переходят через перевал в Миаруотер, но они двигаются быстро, поэтому когда они никого не найдут по ту сторону горы, они обязательно вернутся, лая и рвясь с поводка и перемахивая через ограды, загоняя его все дальше и дальше в горы, как оленя, который вконец выбился из сил и едва не падает на ослабевших ногах, но все равно отступает по речушкам в надежде тем самым пустить их по ложному следу — впрочем, рано или поздно он будет загнан гончими в ловушку в густом кустарнике или в пруду, где он упадет от изнеможения. Однажды ему довелось видеть такую сцену в долине Луары. Тогда охотники скормили собакам потроха — это была награда за то, что псы не растерзали загнанного оленя, а уважили егермейстера, позволив ему поразить дикого зверя в сердце и испытать от этого радость.