Вадик и Вова — паровозы. Одному паровозу такой длинный поезд трудно везти. В поезде больше двадцати вагонов.
Шурик, конечно, машинист и находится между двумя паровозами, чтобы обоими можно было управлять.
„Паровозы“ гудят. „Вагоны“ крепко вцепились друг в друга и выстукивают ногами „тык-тэк-так, тык-тэк-так“, как колёса по рельсам.
Елена Андреевна смотрит и спрашивает:
— Интересно, — что этот поезд везёт?
— Машины, — отвечает „семафор“ с длинной косой.
— Откуда?
— Из Ленинграда.
— Куда?
— На стройку.
— Что ж там строится?
— Такая станция, чтоб зажглись миллионы лампочек! И каналы!
— Эй, семафор, — гудит рыженький паровоз с коротенькими бровями, — ты не там стоишь! Там уже другой город, а мы еще к Мичуринску подъезжаем!
Перебегает „семафор“ в Мичуринск. Там зелёные кружочки сигналят: „Путь свободен. Не останавливайся, поезд. Скорее дальше поезжай!“
Мчится „поезд“ без остановок по зелёной улице…
Но вот затарахтел звонок. Елена Андреевна отворяет дверь, и несёт Машенька навстречу поезду полный поднос чашек. Что тут делать?
— Стоп. Остановка! — говорит Елена Андреевна.
— Мы еще до станции не доехали, — гудят „паровозы“.
— Это тоже станция; разве не видите?
— А как станция называется?
— Ужин. А за нею большая станция — Спать!
Жалобно загудели и дали задний ход „паровозы“. Запыхтели и покатились назад „вагоны“. Начали всхлипывать „семафоры“. И не любят же они таких станций!
Перед сном ребята рассказали Елене Андреевне о том, как они увидели машины со звёздочкой, которые сделали в Ленинграде на их заводе, а повезли у-ух, как далеко — на стройку. Да еще по зелёной улице! Как Наденька увидела своего папу, как он бросил им конверт и сказал, чтоб до городка не раскрывали. А Машенька даже не дала его посмотреть и спрятала. Но они ведь не будут его раскрывать, они только потрогают и узнают, что там.
— Ничего они не узнают, Елена Андреевна, только перемнут. Я трогала, щупала, на свет смотрела, а не могу догадаться, что там. Даже Нина Павловна и та не может.
— А мы догадаемся, — закричали ребята. — Вы нам только дайте!
Наденьке очень хотелось хоть один раз дотронуться до папиного конверта. Она смотрела на Елену Андреевну и ждала: позволит она или не позволит.
— Мы сделаем вот как. Машенька даст в руки конверт одному из вас. Но условимся: остальные хватать не будут, — сказала Елена Андреевна. — Но кому же из вас дать?
Все закричали:
— Мне!!
Таня тоже закричала, потом передумала:
— Нет, Наденьке. Раз её папа делал, — она скорей всех догадается!
Так и сделали.
Машенька достала из чемодана конверт — когда она только успела его туда положить! — и дала Наденьке.
Ребята боялись, что их руки не вытерпят и всё-таки его цапнут, поэтому они спрятали их за спину.
Вова тоже спрятал. Но он умудрился как-то по-лягушечьи прыгнуть и приложиться подбородком к конверту.
— Я думала, что ты честный, Вова, — сказала Елена Андреевна.
— Я честный, — пробормотал Вова и сел.
Наденька стала разглядывать конверт. На нём марки и написан адрес. Наверно, папа хотел послать его по почте. Поводила по конверту пальцем с одной стороны, с другой, покачала его на ладони…
— Ну что там? Бумага? — спросил Шурик.
— Нет, там что-то скользкое.
— А оно гнётся? — опять спросил Шурик.
— Гнётся. И само обратно разгибается.
— Скорей догадывайся, что там! — требовали ребята.
Наденька не могла догадаться.
Тогда конверт взяла Елена Андреевна, тоже потрогала, покачала на руке, потом согнула, и он сам разогнулся.
— Что же там такое? И я не могу догадаться… Ну, потерпим. Приедем в городок, устроимся и раскроем.
Наденька вздохнула. Ой, ещё сколько ждать!
Чудаки ребята. Не хотели ложиться спать, а спят так крепко, что не слышат, как грохочет поезд по железным мостам, как на станциях бьёт колокол и перекликаются паровозы.
Уже кончилась ночь, светлеет небо и над широкой степью всходит солнце.
Чем выше оно поднимается, тем ярче и веселее становится земля и теплее дует ветерок в окно вагона.
В щели между занавесками уже протягиваются лучи. Они делят вагон солнечными перегородками.
Вадик открывает глаза и видит, что на краешке его полки сидит Нина Павловна, облокотилась на столик и пишет письмо.
На столике лежит целая кипа синих конвертов и бумаги.
Вадик догадался, кому Нина Павловна пишет столько писем, и спрашивает:
— А моей маме написали?
— Сейчас напишу. Хочешь, давай вместе. Ты мне будешь диктовать.
— Хочу! Скорей напишите:
„Мамочка, мы видели, — поезд повёз твои звёздочки на стройку!
Твои звёздочки выпуклые и блестят. Их везут быстрее всех по зелёной улице. А в Мичуринске, знаешь, какие красивые белые сады? Я их нарисовал и все леса нарисовал.
Я тебя люблю, твой Вадик“.
Нина Павловна так и написала.
Наденька тоже проснулась. Она повернула голову — лежат на подушке её красные носочки.
— Хочешь написать папе, Наденька?
Наденька хочет. Она уже умеет писать печатными буквами много слов.
Нина Павловна даёт ей бумагу и карандаш. Наденька становится на колени и принимается за письмо.
Сначала она говорит:
— Дорогой папа!
Но „дорогой“ очень трудное слово, и она пишет: „па-па“.
Говорит: „Сейчас я надену носочки“.
А пишет: „носок-чики“.