Дача на Петергофской дороге - [4]

В жанре светской повести у Е. А. Ган были признанные предшественники: В Ф. Одоевский с его произведениями «Невеста», «Женские слезы», «Елладий», «Княжна Мими» и «Княжна Зизи», Н. Ф. Павлов с повестями «Ятаган» и «Аукцион», М. Ю. Лермонтов с «Княжной Мери». Эти произведения, говоря об острых конфликтах времени, давали отнюдь не лестные характеристики жизни привилегированного сословия, едко обличали великосветские предрассудки, чопорность, лицемерие, бездуховность нравов, говоря словами М. Ю. Лермонтова, «ледяного, беспощадного» света. Жертвой светских пересудов становится и Зенаида Петровна Н***, повинная лишь в своей незаурядности да в доле пренебрежения светским злословием. И на нее клевещут, что называется, в свое удовольствие, чернят репутацию, придумывают по ее адресу всевозможные небылицы. Жертвой пересудов становится искренне и чисто полюбивший Зенаиду поручик Влодинский. Он ослеплен спровоцированной ревностью, жаждой мести и убивает на дуэли своего якобы соперника, оказавшегося братом Зенаиды, не совершившим ничего предосудительного. Погибла и героиня, не перенеся обрушившихся страданий. Так жестоко расправился с совершенно невинными людьми, дерзнувшими хоть немного отличаться от «светской черни» чистотой чувств, возвышенностью идеалов. Но не бойтесь этого неправедного суда, — восклицает устами своей героини писательница в заключение — «он раб сильного и губит только слабых». Находите силы противостоять притворству, фальши, инсинуациям, находите силы оставаться самими собой под гнетом обесчеловечивающих обстоятельств — таков социальный смысл трагической светской истории. Он выражает и жизненное и творческое кредо писательницы.

Примечательна композиция повести «Суд света», призванная подчеркнуть достоверность сообщаемого. Отсюда авторская ссылка на полученные «своеручные» записи главных действующих лиц, на их, так сказать, доподлинные, документально запечатленные показания, что характерно было именно для эстетики романтизма.

Не свободна эта повесть, как и другие произведения Е. А. Ган, от избытка патетики, растянутости некоторых эпизодов, романтических фразеологических штампов. Белинский писал об этом: «Главный и существенный недостаток… — это отсутствие иронии и юмора и присутствие какого-то провинциального идеализма à la Марлинский»[5]. Но, как здесь же отмечает великий критик, важнее другое: глубина и верность психологических разработок, эмоциональная выразительность образов. Характеризуя главный пафос повестей писательницы, В. Г. Белинский находил, что он заключается «в глубокой скорби об общественном унижении женщины и в энергическом протесте против этого унижения»[6].

Наиболее значительны повести Е. А. Ган «Суд света» и «Теофания Аббиаджио», вышедшие на переломе 30–40 годов. Разбор произведений писательницы В. Г. Белинским в 1844 году — заметное свидетельство постепенного изменения общественных взглядов на существо «женского вопроса». Если среди авторов литературных журналов в 30-е годы были единицы женских имен, в 40-е их появляются уже десятки.

Популярностью пользовались и произведения Елизаветы Васильевны Кологривовой, публиковавшейся под псевдонимом Фан-Дим. Это имя поглощено, пожалуй, наиболее плотным забвением. И не случайно — творческий вклад Е. В. Кологривовой в русскую литературу менее значителен, чем Е. А. Ган или Ю. В. Жадовской. Жесткой, порой уничтожающей критике подвергал некоторые книги Фан-Дим В. Г. Белинский. Однако и у нее есть несомненные заслуги перед отечественной культурой. В первую очередь это выполненный ею в соавторстве перевод «Божественной комедии» Данте. Он удостоился похвалы В. Г. Белинского, который отметил целесообразность прозаического переложения вдохновенных дантовских терцин. Замысел Е. В. Кологривовой издавать журнал «Женский вестник», относящийся к 1845 году, свидетельствует о серьезной целеустремленности писательницы в борьбе за гражданское и творческое равноправие женщины. Осуществить издание не удалось. Творческая деятельность таинственной Фан-Дим в середине 40-х годов прервалась в связи с ее переездом в деревню. Провинциальный быт дореволюционной России наглухо перекрывал творческий выход немалому числу талантливых натур. И не только женских.

Повесть Е. В. Кологривовой «Хозяйка» характерна для фантастического течения в романтическом направлении русской литературы начала XIX столетия.

У «Хозяйки» большой ряд предшественников — произведения В. Ф. Одоевского, А. А. Погорельского, О. М. Сомова. Теснее всего сюжет данной повести соприкасается с историями, поведанными Н. В. Гоголем в «Портрете» и М. Ю. Лермонтовым в незаконченном произведении «Штосс». В основу положены сложные, до конца и поныне не раскрытые, взаимоотношения художественного воображения, реальности и природы творческого вдохновения. Как и у Лермонтова в «Штоссе», недостижимость идеала прекрасного, к которому устремлен живописец, передана обликом таинственной, то возникающей, то исчезающей женщины. Жить без идеала красоты художнику невозможно, но и стремление полностью овладеть им кончается трагично. Этот мотив присущ большинству романтических произведений о людях искусства. Звучит он и в повести Е. В. Кологривовой. Характерен для большинства работ фантастического направления и еще один подтекст. Он напоминает о притягательности всего таинственного, но и об опасности прорыва за предустановленные пределы.