Дача на Петергофской дороге - [2]
Есть много видов социального протеста, не дорастающих до стадии революционности, но готовящих для нее почву, расшатывающих до поры незыблемые устои. Высокий пример борьбы за равноправие — подвиг жен декабристов, уехавших в Сибирь за обреченными на каторгу мужьями.
Это был гордый и дерзкий вызов существующему укладу. Социально неравноправные женщины делали самостоятельный выбор, следовали своему пониманию любви, верности и долга вопреки запретам семьи, угрозам самодержавной власти. Свободолюбие и самоотверженность — такой женский облик стал ориентиром для многих произведений первой половины XIX века.
И хотя А. С. Пушкин иронически отзывался о творческих возможностях женщин, он с подлинным восхищением отмечал именно талант, а не только образованность и красоту Зинаиды Волконской. «Царицей муз» называл он хозяйку литературного салона, автора многих музыкальных, поэтических и новеллистических произведений. Княгиня Зинаида публиковалась за рубежом и в России, собирала и изучала фольклор, с научной основательностью исследовала летописи и исторические документы. Ее избрали почетным членом Общества истории и древностей российских при Московском университете и Общества любителей российской словесности. Но не академика в чепце видел в этом случае А. С. Пушкин. Посвящая Зинаиде Волконской поэму «Цыганы», великий поэт нашел иные слова:
В 1836 году журнал «Московский наблюдатель» ознакомил публику с главами из эпопеи З. А. Волконской «Сказание об Ольге». Предварившая публикацию статья подписана инициалами М. П. По всей вероятности, это известный историк М. П. Погодин, постоянно сотрудничавший в журнале.
Содержание статьи подтверждает предположение, что автор ее профессиональный историк. Он пишет: «Все подробности основаны на глубоком, отчетливом и совестливом изучении всех источников, какие только предлагает история, как-то: источников славянских, норманнских, арабских и греческих. К этому присоединяется живое изучение характера русского народа, всех подробностей его простой жизни, поверий, предрассудков, обычаев, песен и языка. Можно сказать, что в этом сочинении нет ни одной черты, которая не оправдывалась бы изучением предмета».
Современный читатель такие черты, конечно, найдет. Но он убедится также в тонкости передачи национального колорита, в отточенности слога писательницы, спрессованности и динамике изложения. Эти качества выгодно отличают «Сказание об Ольге» от некоторых других повестей русских исторических писателей, таких, как «Роман и Ольга» А. Бестужева-Марлинского или «Адо» В. Кюхельбекера. «Сказание об Ольге» написано строже, сдержаннее, без издержек выспреннего стиля, хотя, несомненно, в русле романтической традиции.
Особо привлекает высокая степень исторической достоверности в изображении бытовых деталей, в неспешном развитии сюжета, в трактовке характера княгини Ольги, совпадающей в главном с оценкой образа древнерусскими летописями. Это тот уровень исторического мышления и его эстетического воплощения, который ничем не уступает уровню произведений первых признанных исторических романистов России — И. И. Лажечникова, М. Н. Загоскина. «Сказание об Ольге» примечательно тем, что воссоздает не только исторический фон, почерпнутый из русских летописей, но и этнографически достоверные штрихи бытового уклада далеких предков. Многие наблюдения почерпнуты из внимательного знакомства З. А. Волконской с фольклорными произведениями: былинами, историческими песнями, легендами, народными поверьями. Богатейший материал источников так органично вплетен в повествование, что дух седой старины буквально веет из его строк. Известный из летописей эпизод гибели князя Олега от укуса змеи, вдохновенно описанный А. С. Пушкиным, нашел в «Сказании» увлекательную прозаическую интерпретацию. Он описан настолько ярко и динамично, что делает читателя как бы очевидцем происходящего. Мастерство художника и осведомленность историка здесь удачно дополняют друг друга.
К сожалению, грандиозный замысел исторической эпопеи остался у З. А. Волконской неосуществленным. Тому помешали сложные жизненные обстоятельства. «Сказание» сохранилось лишь в нескольких главах, но имя его автора оставило в духовной жизни России заметный след.
В высшей степени благожелательно отнесся А. С. Пушкин к первым опытам пера современницы З. А. Волконской — Н. А. Дуровой. Подвиг кавалерист-девицы вызвал в нем не иронию, а восхищение. О литературном воплощении этого подвига поэт писал: «Сейчас прочел переписанные записки: прелесть, живо, оригинально, слог прекрасный». Именно пушкинский журнал «Современник» в 1836 году закрепил общественное признание писательницы Н. А. Дуровой.
