Цыган - [205]

Низовка гнала из моря встречную течению волну, и ей не так-то быстро удалось пересечь рукав Дона. За каких-нибудь полчаса, пока догребалась до хутора, низовка еще больше разыгралась, и нагоняемые ею волны, вздымаясь все круче, взметывали лодку с одного закипающего белой пеной гребня на другой. Приходилось подстерегать их, чтобы на перепадах лодку не накрыло волной.

Клавдия уже и сосчитать не смогла бы, сколько раз за свою жизнь переправлялась через Дон на своей уже старой плоскодонке. И нагруженной по самые борта арбузами и дынями, и с нахлобученной копной займищного сена или с картошкой. И ни разу еще не случалось, чтобы при самой яростной буре или под внезапно хлынувшим ливнем не управилась она с лодкой, не догреблась до хутора. Но, когда она наконец и на этот раз, упираясь ногами в тагунки, с силой вымахнула лодку на песок, кофточка взмокла у нее на спине. И еще неизвестно, успела бы она, выскочив из лодки на берег, сама оттянуть ее под яр, если бы, к ее счастью, не оказалась в этот момент на берегу Екатерина Калмыкова. Вдвоем они успели вытащить лодку подальше, куда уже не смогла бы докатиться никакая волна, и закрепить ее, замотав вокруг штыря цепь. Бабайки Екатерина, вытащив из гнезд, сразу же взвалила себе на плечо.

— Ты и так вся в мыле, — сказала она Клавдии. И, только когда они уже стали подниматься рядом по улице в хутор, призналась ей: — А я как увидела тебя из окна, так и подумала, что одной тебе при такой низовке не вытянуть лодку под яр.

Клавдия дотронулась до ее плеча.

— Спасибо, Катя.

— Спасибо в карман не положишь, — уворачиваясь из-под ее руки, ответила Екатерина.

Клавдия улыбнулась.

— За этим, ты знаешь, мне в магазин не бежать.

— Ас чего это ты скалишься? — перекладывая бабайки на другое плечо, спросила Екатерина.

Затаенная улыбка продолжала играть на губах у Клавдии.

— По-твоему, я плакать должна?

— Загорелось тебе на ночь.

Улыбка сбежала с лица Клавдии.

— Я, как ты знаешь, допросов не люблю.

— Тогда зачем же было из себя монашку строить?

— Что-то я замечаю, ты сегодня цепляешься ко мне, как… — Не договорив, Клавдия нагнулась и, оторвав от юбки, отбросила от себя далеко в сторону прошлогодний черный репей.

Уключины бабаек, сталкиваясь, звякнули на плече у Екатерины.

— Я не к тебе цепляюсь.

— А к кому же?

Несколько шагов Екатерина шла рядом с ней молча.

— Будь она проклята, эта жизнь.

Поднимаясь по горбатой улице в хутор, они уже поравнялись с братской могилой. Большая черная коза, струной натянув веревку, привязанную к забитому в землю костылю, объедала по склону могилы траву. Сорвав с плеча бабайки, Екатерина вдруг сразу обеими ударила ее по крестцу. Взревев дурным голосом, коза выдернула из земли костыль с веревкой и понеслась вниз по улице к Дону.

— Так же можно убить! — выворачивая из рук Екатерины бабайки, крикнула Клавдия.

— Я бы это чертячье племя все подряд перебила, — с яростью сказала Екатерина. — Как забредет к кому-нибудь, у кого худой забор, все до кореньев объедят. И после них не растет ничего.

Придержав шаг, Клавдия взглянула на нее.

— Что-нибудь, Катя, случилось у тебя?

Отворачиваясь от ее взгляда, Екатерина повела плечом.

— У меня ничего.

— Михаил и на обратном пути заезжал? — заглядывая ей в глаза, спросила Клавдия.

— Михаила ты сюда зря приплела, — угрюмо ответила Екатерина.

Но Клавдия, шагая рядом, продолжала:

— Ты, Катя, не злуй на него. Надо еще немного подождать. И вообще все обязательно приходит, если только хорошо подождать.

Екатерина пнула ногой голышок, оказавшийся у нее на пути.

А потом, когда дождешься, хоть радуйся, хоть плачь.

— Ты сегодня совсем не в духа́х, — заключила Клавдия, оглядываясь на братскую могилу. — Вся лебедой позаросла, — с грустью сказала она. — Не на глупую тварь, Катя, нам надо обижаться, а на самих себя. Когда эта цыганка еще в степи лежала в своей могиле, я, бывало, и под Седьмое ноября песком из ведра посыпала холмик, и под Первое мая сажала на нем кочетки. А теперь, когда перенесли ее в общую, позабросила все. Понадеялась, должно быть, что раз могила теперь общая, то сообща всем хутором будем и присматривать за ней. Но оказывается, Катя, сообща легче забывать, чем помнить. Вот и зарастает бурьяном.

Не перебивая, Екатерина дослушала ее до конца и неожиданно заявила:

— Тебе всегда больше всех было нужно. Как будто, кроме тебя, некому было на могиле этой цыганки кочетки сажать.

Клавдия приостановилась.

— Что ты, Катя? — Но здесь же внимание ее было отвлечено совсем другим. Заворачивая за угол к своему дому, она даже руками всплеснула, забыв, что на плече у нее бабайки. Они бы и посыпались у нее на землю, если бы Екатерина не успела подхватить их. — Ну, нет, — разгневанно сказала Клавдия, — на этот раз у нашего Тимоши этот номер не пройдет. Как будто на весь колхоз нет никакого другого члена правления, чтобы ко мне на дом по всякому пожарному случаю транспорт подавать. Не для того же я чуть свет выгреблась с острова, чтобы сразу же и садиться в этот «ижевец» и опять мчаться на какой-нибудь районный семинар или слет передовиков. — И, зацепив юбкой мотоцикл с коляской, который стоял у ее двора, Клавдия толкнула калитку ногой. — Пусть подождет, пока я Будулая дождусь и накормлю.