Но на этом выступление Бет было прекращено. Потому что случилось нечто невероятное. Размахнувшись, доктор Мейер дал Бет хлесткую пощечину, а когда та вздрогнула всем телом и сжалась от удара, он пододвинул стул и, с силой надавив рукой на ее поникшие плечи, усадил девушку на него. Другую руку он протянул к Дженайне:
– Дорогая, прости меня, но это необходимо было сделать – у нее истерика. Ей непонятно, что происходит, и в этом причина ее озлобления, хоть она и сама не верит в то, что говорит. Потом Бет станет раскаиваться. Ради меня, пожалуйста, будь к ней снисходительна, ладно?
– Это все я виновата, – прошептала Дженайна. – Ты же говорил, Герхард, что нам следовало бы сразу сказать ей обо всем. А я решила, что надо подождать. Меня пугало то, как Бет воспримет все это.
Сказав это, Дженайна опустилась на колени рядом со стулом, на котором сидела Бет, и начала гладить ее волосы, несмотря на то что та все время отводила голову.
– Дорогая, прости меня! Мне и в голову не приходило, что ты можешь совершить такую чудовищную ошибку и возненавидеть меня из-за нее! Если бы только я или Роджер имели хоть малейшее представление о том, что ты хочешь выйти за него замуж! Послушай меня, вчера вечером я узнала, что он любит Лиз.
Бет вскинула на нее злые, мокрые от слез глаза.
– Лиз? И Роджер? Я не верю этому. А ты… ты вышла замуж за моего отца. Ты помнишь это?
– Да. Но только тогда, когда я решила, что мне больше никогда не увидеть Герхарда снова. Стивен знал о Герхарде. А ты была такой маленькой и такой беспомощной, Бет. Ты нуждалась в том, чтобы у тебя были и отец и мать, а я хотела заменить тебе мать настолько, насколько это было в моих силах. – И Дженайна взглянула на мужчину, что стоял рядом с ней. – Герхард, расскажи ей про нас все. Сделай так, чтобы она поняла.
Но прежде чем Герхард смог сделать это, казалось, что Дженайна вдруг поняла, что они трое здесь не одни. Поднявшись с колен, она подошла к Крису и взяла его руки в свои:
– Крис, мне очень жаль, что так получилось. На вашей вечеринке… Вы же понимаете, что Бет просто не в себе, иначе она бы ни за что не испортила ваш праздник? А что касается Лиз и Роджера, – и Дженайна перевела свой взгляд с одного на другого, – то винить нужно меня, ведь это я только что не оправдала доверие Роджера, в тот момент, когда пыталась убедить Бет. Но возможно, он простит меня. И Бет принесет свои извинения, это я вам обещаю. А сейчас мне лучше отвезти ее домой.
– Да не стоит и думать об этом, – сказал Крис, – и не нужно из-за меня заставлять Бет извиняться. Боюсь, что я знал, что нечто в этом роде должно случиться с ней, хотя и не думал, что все будет именно так. И как мне представляется, наш друг Йейт тоже не будет настаивать на извинении, даже если он и предпочел бы, чтобы Бет не разбалтывала его секреты. Однако не могу утверждать того же самого по поводу Лиз. Может быть и так, что ярость ее не будет знать границ. Но с другой стороны, может, она сдержит свои чувства ради бедняги Криса…
По этому поводу он мог бы и не сомневаться. Потому что несколькими минутами раньше взгляд Лиз, которая тоже забыла о том, что ее окружает, и об остальных людях, присутствующих здесь, встретился со взглядом Роджера, что находился в другом конце комнаты, и теперь ей стало точно известно, что и она и он – оба слушают одну и ту же сокровенную мелодию, понятную только им одним.
Как сквозь сон Лиз слышала голос Герхарда Мейера:
– Дженайна, прежде чем мы отвезем Бет домой, я думаю, нам следует немножко прояснить обстановку для наших добрых друзей, собравшихся здесь. Они должны это знать. – И, взяв Дженайну за руку, он продолжил: – Мы с Дженайной встретились в Кано еще до войны. Я там изучал тропическую медицину. Когда началась война, я вернулся в Германию. Но оказалось так, что моя бабушка не принадлежала к арийской расе.
Надеюсь, вы меня понимаете? И вместо того чтобы служить военным врачом в армии, я провел войну в концентрационном лагере. Когда я вернулся в Кано, Дженайна, должно быть, уже была замужем и в течение нескольких лет жила в Тэменрессете, хотя тогда я этого не знал.
Достаточно сказать, что я не мог найти ее следов и переходил из одной больницы Северной Африки в другую, пока в конце концов не оказался в Алжире. Когда я приехал сюда для оказания помощи местной больнице, я в разговоре с доктором Йейтом случайно упомянул Дженайну и…
– Послушайте, поскольку это я сотворил все остальное, может, и все остальное лучше рассказать тоже мне? – вставил свое слово Йейт. – Я рассказал ему, что Дженайна живет и работает в Тасгале и что Стивен Карлайен умер. Но как только встал вопрос о возобновлении знакомства с последней, тут Мейер проявил изрядную робость. После этого мне пришлось предпринять собственный демарш. Я пригласил Дженайну отобедать со мной и сообщил ей новость о Мейере, а затем представил нашего друга. После этого я отдал им на весь вечер свой автомобиль и оставил их в обществе друг друга. В десять часов вечера того же дня я уже был дома. – Сказав это, он бросил косой взгляд на Лиз. – Это было как нельзя кстати. Следующую ночь я совсем не сомкнул глаз!
