Curiositas. Любопытство - [17]
Четыре колеса «запоминающего механизма» Орацио Тосканеллы из книги Armonia di tutti i principali retori. Венеция, 1569
Механизмы эти слишком сложны, чтобы профаны, к коим я себя отношу, были способны точно их описать; я отнюдь не уверен, что, даже разобравшись в правилах, применил бы такое приспособление с толком. Вместе с тем очевидно, что подобные механизмы наглядно иллюстрируют алгоритм любопытства, и даже если предположить, что тем, кто ими пользовался, удавалось прийти к желанным выводам, они все равно продолжали находить новые направления для открытий. Если первобытный язык мог «звучать» в ушах людей, являясь слуховой галлюцинацией, то с помощью этих устройств аналогичные «галлюцинации» можно было создавать произвольно – из элементов, обращенных к будущему или взятых из прошлого. Они не просто служили практическим руководством и средством каталогизации: вся эта машинерия призвана была помогать своему владельцу думать. А один из изобретателей, Лодовико Кастельветро, называл свое искусство «мастерством спрашивать почему»[85].
Механизмы, аналогичные конструкции Тосканеллы, – наглядное воплощение исканий Данте и Улисса, они иллюстрируют различные пути, проделанные странниками, и те, кто умел ими пользоваться, переходя от вопроса к вопросу, от одной мысли к другой, казалось бы посторонней, по праву могли предпочесть зов любопытства осознанной потребности задавать вопросы. Сам Данте у подножия горы Чистилища предполагает, что такой же зов манит людей, которые «у распутья, им чужого, / Душою движутся, а телом нет»[86]. Карло Оссола в своем познавательном толковании «Божественной комедии» отмечает, что Данте противопоставляет curiositas Улисса и necessitas[87] – импульс, побуждающий его самого к действию[88]. Любопытство Улисса – лишь тень дантовской любознательности и ведет его к трагической гибели; неизбежные искания Данте заканчиваются так же, как и во всех комедиях, то есть благополучным исходом и достижением цели. Но здесь эту цель, как не единожды повторяет Данте, нельзя описать земным языком.
Практически все потустороннее странствие с его ужасами и чудесами, даже собственные сомнения переданы Данте в прозрачнейших по смыслу стихах, но видение в финале не поддается описанию и неподвластно человеческому мастерству, отчасти потому что Данте изображает свое движение к аристотелевскому изначальному благу, а «все движущееся имеет какой-то изъян, и не вся его сущность сосредоточена в нем самом», как писал он в одном из своих посланий. Это и есть уже упомянутая «новая дорога», выбрать которую советует Вергилий, впервые обращаясь к поэту, чей прежний путь у кромки сумрачного леса преградили три диких зверя, – тот самый «сужденный путь», препятствовать которому Вергилий не позволяет Миносу, когда оба странника достигают пределов второго круга Ада. Это также и «иной путь», указанный во сне волхвам в Евангелии от Матфея (2, 12) и ведущий их не к Ироду, а к родившемуся Спасителю[89].
Стоики видели в любопытстве Улисса пример для подражания. Сенека превозносил его образ, учивший «любить отечество, жену, отца и плыть к этим достойным целям даже сквозь шторма», но говорил, что лично ему подробности этих странствий неинтересны, и не важно, «носило ли его <Улисса> между Италией и Сицилией или за пределами известного нам мира». Ранее Гераклит, для которого долгое странствие Улисса – не более чем «широкая аллегория», утверждал, будто «мудрое решение» спуститься в обитель Аида доказывает, что любопытство мореплавателя «не могло оставить неизученным ни единого места, даже в глубинах подземного царства». Несколько веков спустя Дион Хрисостом («Златоуст») восхвалял Улисса (сравнивая его с софистом Гиппием) за то, что в нем есть все от настоящего философа, который «исключителен во всем и при любых обстоятельствах». Современник Диона Эпиктет сравнивал Улисса со странником, который не позволяет себе отвлекаться на прекрасные таверны, встречающиеся на пути; он не затыкает уши, готовясь к встрече с поющими Сиренами, слышит их пение, но все равно плывет вперед, продолжая свои искания. Именно это Эпиктет советует всем пытливым путешественникам[90].
С точки зрения Данте, начинание Улисса приводит не к успеху, а к краху. Его скитания трагичны. Если понимать под успехом безусловное достижение цели наших дерзаний, то в попытке Улисса уже заложен неуспех – как и в дантовском всеохватном поэтическом замысле, финальную картину которого нельзя передать словами. В сущности, подобная неудача неотъемлема от любого творческого или научного дела. Искусство произрастает из неудач, а наука все важное черпает из ошибок. Провалами наше честолюбие отмечено ничуть не реже, чем достижениями, а недостроенная Вавилонская башня служит не столько напоминанием о наших несовершенствах, сколько памятником нашей торжествующей самоуверенности.
Данте, бесспорно, осознавал, что в реальной жизни невозможно избрать лишь один путь, и наши начинания никогда в точности не повторят похождения Улисса или Данте. Каждый раз, начиная что-либо искать, рассматривать, исследовать, мы захлебываемся от нахлынувших вопросов – моральных, этических, практических, неожиданных – и через них продвигаемся вперед, но не можем от них избавиться. Само собой, у нас бывают достижения, но их всегда сопровождает полчище сомнений и колебаний, а то и чувство вины, угрызения совести, заставляющие искать «козла отпущения»: будь то Ева или Пандора, деревенская колдунья или еретик, пытливый еврей или инакомыслящий гомосексуалист, чужак-изгой или нестандартно действующий исследователь. Ученые-биологи и химики с богатым воображением, упорные знатоки неофициальной истории, блестящие искусствоведы и литературоведы, ниспровергатели устоев – писатели, композиторы и художники, прозорливые ученые во всех сферах вновь и вновь сталкиваются с опасностями, караулившими Улисса в его последнем странствии, даже когда пытаются открыть истину сродни той, которую искал Данте. Так развивается наше мышление: в попытках за каждым поворотом разглядеть не только возможные ответы на вопросы, которые будут возникать в ходе наших исканий, – но и случайные, порой трагические последствия вторжения на неизведанную территорию.
Когда и где впервые возникли буквы и книги? Что такое сладость чтения? Кто научил верблюдов ходить в алфавитном порядке? Хорошо ли красть книги? Правда ли, что за любовь к чтению предавали казни? Является ли чтение страстью, наслаждением, отдохновением и приятным времяпрепровождением? Альберто Мангуэль (р. 1948) — известный издатель, переводчик, редактор и знаток многих языков. Среди персонажей этой увлекательной книги писатели и философы, святые и простые смертные — любители книг и чтения.
Существовал ли Гомер в действительности?Историки по сей день не пришли к единому мнению на этот счёт.Но в одном нет и не может быть сомнений: приписываемые великому «слепому аэду» эпические поэмы «Илиада» и «Одиссея» раз и навсегда изменили облик европейской литературы.Все мы помним историю прекрасной Елены и неистового Ахиллеса, мужественного Гектора и благородного Патрокла. Всем нам знакома и история опасных приключений хитроумного Одиссея, обречённого богами-олимпийцами на десятилетние скитания.«Илиаду» и «Одиссею» пытались анализировать, толковать и интерпретировать бессчётное число раз.
Автор, являющийся одним из руководителей Литературно-Философской группы «Бастион», рассматривает такого рода образования как центры кристаллизации при создании нового пассионарного суперэтноса, который создаст счастливую православную российскую Империю, где несогласных будут давить «во всем обществе снизу доверху», а «во властных и интеллектуальных структурах — не давить, а просто ампутировать».
Автор, кандидат исторических наук, на многочисленных примерах показывает, что империи в целом более устойчивые политические образования, нежели моноэтнические государства.
В книге публикуются результаты историко-философских исследований концепций Аристотеля и его последователей, а также комментированные переводы их сочинений. Показаны особенности усвоения, влияния и трансформации аристотелевских идей не только в ранний период развития европейской науки и культуры, но и в более поздние эпохи — Средние века и Новое время. Обсуждаются впервые переведенные на русский язык ранние биографии Аристотеля. Анализируются те теории аристотелевской натурфилософии, которые имеют отношение к человеку и его телу. Издание подготовлено при поддержке Российского научного фонда (РНФ), в рамках Проекта (№ 15-18-30005) «Наследие Аристотеля как конституирующий элемент европейской рациональности в исторической перспективе». Рецензенты: Член-корреспондент РАН, доктор исторических наук Репина Л.П. Доктор философских наук Мамчур Е.А. Под общей редакцией М.С.
Книга представляет собой интеллектуальную биографию великого философа XX века. Это первая биография Витгенштейна, изданная на русском языке. Особенностью книги является то, что увлекательное изложение жизни Витгенштейна переплетается с интеллектуальными импровизациями автора (он назвал их «рассуждениями о формах жизни») на темы биографии Витгенштейна и его творчества, а также теоретическими экскурсами, посвященными основным произведениям великого австрийского философа. Для философов, логиков, филологов, семиотиков, лингвистов, для всех, кому дорого культурное наследие уходящего XX столетия.
Вниманию читателя предлагается один из самых знаменитых и вместе с тем экзотических текстов европейского барокко – «Основания новой науки об общей природе наций» неаполитанского философа Джамбаттисты Вико (1668–1774). Создание «Новой науки» была поистине титанической попыткой Вико ответить на волновавший его современников вопрос о том, какие силы и законы – природные или сверхъестественные – приняли участие в возникновении на Земле человека и общества и продолжают определять судьбу человечества на протяжении разных исторических эпох.
В этом сочинении, предназначенном для широкого круга читателей, – просто и доступно, насколько только это возможно, – изложены основополагающие знания и представления, небесполезные тем, кто сохранил интерес к пониманию того, кто мы, откуда и куда идём; по сути, к пониманию того, что происходит вокруг нас. В своей книге автор рассуждает о зарождении и развитии жизни и общества; развитии от материи к духовности. При этом весь процесс изложен как следствие взаимодействий противоборствующих сторон, – начиная с атомов и заканчивая государствами.