Цукерман освобожденный - [38]
Воспоминания о хитах прошлого. Мой огурчик стал его мадленкой. Почему П. не стал Прустом поп-песенок, а превратился в каталожный ящик? Писательство — слишком малособытийное занятие, он не мог с этим смириться. Кто может? Маниакальная память без маниакального желания осмыслить. Тонет в фактах, не отстраняясь от них. Память не увязана ни с чем (кроме сокрушений — в духе Достоевского — о непришедшей славе). С ним будто нет прошлого. Все сейчас. У П. воспоминания о том, что с ним не случилось, у Пруста — обо всем, что случилось. Знание людей — со странички «Люди» в «Таймс». Еще один борец за место в первом ряду в «Элейн». Но агрессивное эго, личная отвага, природная вульгарность, пристрастие к изнурительным беседам — каков набор! Добавить бы таланта к неукротимой энергии, к мозгу, впитывающему все как промокашка… Но он и это знает. Бесталанность и сводит его с ума. Грубая сила, патологическое упорство, отчаянная жажда — продюсеры правильно вычислили, что он напугает всю страну до смерти. Еврей, Которого Нельзя Пускать В Гостиную. Что теперь думает обо мне Америка Джонни Карсона. Осада Пеплера — это что? Дух времени, бьющий через край? Ньюаркский полтергейст? Кара туземцев? Моя тайная половинка? П. как мое обывательское я? Довольно близко к тому, как видит это П. Тот, кто других делал объектом фантазий, стал объектом фантазий других. Книга: «Месть Vrai’s» — они заворожены мной и пытаются блокировать мои чары.
Отыскав глазами молодого сотрудника бюро, он подал ему сигнал — поднял руку. Впрочем, не слишком высоко.
Он воспользуется задней дверью, пусть и придется пробираться темными промозглыми подземными ходами.
Но его провели по ярко освещенному, устланному коврами коридору, с дверями по обе стороны. Никакой вурдалак не выскочил оттуда снять с него мерку. В таком месте вполне могла располагаться налоговая служба.
Его юный проводник показал на свой кабинетик:
— Сэр, не могли бы вы подождать минутку? Мне со стола надо кое-что взять. — Вернулся он с «Карновским». — Если вам не трудно… «Джону П. Дрисколлу». О, спасибо огромное!
На Пятой он поймал такси. «На Бэнк-стрит. По газам!» Водителя, пожилого чернокожего, позабавило такое гангстерское распоряжение, и, видимо, желая поразвлечься, он домчал его до Гринич-Виллидж в рекордно короткое время. Впрочем, Цукерману хватило времени прикинуть, какие трудности возникнут с Лорой. Я не хочу, чтобы мне долдонили, как тебе было скучно со мной все эти три года. Мне не было скучно с тобой эти три года. Я тебе больше не нравлюсь, Натан. Все очень просто. Мы что, о сексе? Ну, давай о сексе. Тут нечего говорить. Я могу этим заниматься, и ты можешь этим заниматься. Я уверена, мы оба можем обратиться к людям, которые это подтвердят. Обо всем остальном я слушать не желаю. Сейчас ты в таком состоянии, что забыл, как тебе со мной скучно. Скучно, потому что я, как говорится, бесстрастная. Скучно слушать мои истории. Скучны мои разговоры и мои мысли. Тебе скучна моя работа. Скучны мои друзья. Скучна моя манера одеваться. Скучно заниматься со мной любовью. Не заниматься со мной любовью было еще скучнее. Мне не было скучно заниматься с тобой любовью. Вовсе нет. Но тогда было скучно. Тебе отчего-то было скучно, Натан. Ты отлично умеешь дать это понять. Когда тебе что-то не нравится — повторим это слово, — тебя уж точно бесстрастным не назовешь. Нет, сказать так было бы неправильно. Прошу прощения. Не стоит. Ты это и имел в виду, Натан, не прикидывайся. Тебе было скучно до чертиков, тебе была нужна другая жизнь. Я ошибался. Ты мне нужна. Я опирался на тебя. Я люблю тебя. Прошу, не пытайся меня сломать, все твои слова опрометчивые. Мне тоже было тяжко. И мне хочется думать, что все самое трудное позади. Иначе быть не может. Я не выдержала бы те первые несколько недель еще раз. Ну а я не выдержал бы тех, я не могу выдержать этих, а тех, которые надвигаются, не намерен выдерживать. Придется. Умоляю тебя, не пытайся меня поцеловать, не пытайся меня обнять и никогда больше не говори, что любишь меня. Бели ты попытаешься сломать меня так, мне придется совсем вычеркнуть тебя из моей жизни. Вот он, ответ, а? Может, то, что ты называешь «сломать», Лора… Одного раза достаточно, спасибо. Когда тебе говорят, что ты не подходишь, одного раза достаточно. Может, ты наконец ощутил, как тяжелы последствия ухода, но я не изменилась. Я все тот же человек — человек неподходящий. Я излишне рассудительна, эмоционально невозмутима, если только наменя не давят. У меня все те же администраторские мозги, все то же непроницаемое лицо, я все та же христианка-благотворительница, и все это тебе не подходит. Я все еще пускаюсь в «разгул добродетели». И опять же сказать так было бы неправильно. Я бранил себя больше, чем тебя. Все ведет к одному, да? Все ведет к тому, почему я стала «скучна». И опять же сказать так было бы неправильно. Лора, я совершил ужасную ошибку. Слова были жестокие, несправедливые. Нет, они были жестоко правильные, и ты это знаешь. После трепетных, привязчивых жен я была идеалом. Ни слез, ни истерик, ни эйфории, ни скандалов в ресторанах и на вечеринках. Со мной ты мог заниматься своей работой. Ты мог сосредоточиться и проживать внутри себя все, что хотел. Я даже не мечтала завести детей. У меня было свое дело жизни. Меня не надо было развлекать, и мне тебя не надо было развлекать, разве что несколько минут по утрам поиграть в игру «Просыпайся, дорогой!». Которая мне очень нравилась. Мне нравилось быть Лорелеей, Натан. Мне все это нравилось, и даже дольше, чем тебе. Но все это позади. Теперь тебе нужна новая темпераментная личность.
«Американская пастораль» — по-своему уникальный роман. Как нынешних российских депутатов закон призывает к ответу за предвыборные обещания, так Филип Рот требует ответа у Америки за посулы богатства, общественного порядка и личного благополучия, выданные ею своим гражданам в XX веке. Главный герой — Швед Лейвоу — женился на красавице «Мисс Нью-Джерси», унаследовал отцовскую фабрику и сделался владельцем старинного особняка в Олд-Римроке. Казалось бы, мечты сбылись, но однажды сусальное американское счастье разом обращается в прах…
Женщина красива, когда она уверена в себе. Она желанна, когда этого хочет. Но сколько испытаний нужно было выдержать юной богатой американке, чтобы понять главный секрет опытной женщины. Перипетии сюжета таковы, что рекомендуем не читать роман за приготовлением обеда — все равно подгорит.С не меньшим интересом вы познакомитесь и со вторым произведением, вошедшим в книгу — романом американского писателя Ф. Рота.
Блестящий новый перевод эротического романа всемирно известного американского писателя Филипа Рота, увлекательно и остроумно повествующего о сексуальных приключениях молодого человека – от маминой спальни до кушетки психоаналитика.
Филип Милтон Рот (Philip Milton Roth; род. 19 марта 1933) — американский писатель, автор более 25 романов, лауреат Пулитцеровской премии.„Людское клеймо“ — едва ли не лучшая книга Рота: на ее страницах отражен целый набор проблем, чрезвычайно актуальных в современном американском обществе, но не только в этом ценность романа: глубокий психологический анализ, которому автор подвергает своих героев, открывает читателю самые разные стороны человеческой натуры, самые разные виды человеческих отношений, самые разные нюансы поведения, присущие далеко не только жителям данной конкретной страны и потому интересные каждому.
Его прозвали Профессором Желания. Он выстроил свою жизнь умело и тонко, не оставив в ней места скучному семейному долгу. Он с успехом бежал от глубоких привязанностей, но стремление к господству над женщиной ввергло его во власть «госпожи».
Читайте в одном томе: «Ловец на хлебном поле», «Девять рассказов», «Фрэнни и Зуи», «Потолок поднимайте, плотники. Симор. Вводный курс». Приоткрыть тайну Сэлинджера, понять истинную причину его исчезновения в зените славы помогут его знаменитые произведения, вошедшие в книгу.
В 1960 году Анне Броделе, известной латышской писательнице, исполнилось пятьдесят лет. Ее творческий путь начался в буржуазной Латвии 30-х годов. Вышедшая в переводе на русский язык повесть «Марта» воспроизводит обстановку тех лет, рассказывает о жизненном пути девушки-работницы, которую поиски справедливости приводят в революционное подполье. У писательницы острое чувство современности. В ее произведениях — будь то стихи, пьесы, рассказы — всегда чувствуется присутствие автора, который активно вмешивается в жизнь, умеет разглядеть в ней главное, ищет и находит правильные ответы на вопросы, выдвинутые действительностью. В романе «Верность» писательница приводит нас в латышскую деревню после XX съезда КПСС, знакомит с мужественными, убежденными, страстными людьми.
Что делать, если ты застала любимого мужчину в бане с проститутками? Пригласить в тот же номер мальчика по вызову. И посмотреть, как изменятся ваши отношения… Недавняя выпускница журфака Лиза Чайкина попала именно в такую ситуацию. Но не успела она вернуть свою первую школьную любовь, как в ее жизнь ворвался главный редактор популярной газеты. Стать очередной игрушкой опытного ловеласа или воспользоваться им? Соблазн велик, риск — тоже. И если любовь — игра, то все ли способы хороши, чтобы победить?
Детство проходит, но остаётся в памяти и живёт вместе с нами. Я помню, как отец подарил мне велик? Изумление (но радости было больше!) моё было в том, что велик мне подарили в апреле, а день рождения у меня в октябре. Велосипед мне подарили 13 апреля 1961 года. Ещё я помню, как в начале ноября, того же, 1961 года, воспитатели (воспитательницы) бегали, с криками и плачем, по детскому саду и срывали со стен портреты Сталина… Ещё я помню, ещё я был в детском садике, как срывали портреты Хрущёва. Осенью, того года, я пошёл в первый класс.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Повесть Израиля Меттера «Пятый угол» была написана в 1967 году, переводилась на основные европейские языки, но в СССР впервые без цензурных изъятий вышла только в годы перестройки. После этого она была удостоена итальянской премии «Гринцана Кавур». Повесть охватывает двадцать лет жизни главного героя — типичного советского еврея, загнанного сталинским режимом в «пятый угол».
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.