Цукерман освобожденный - [39]
Мне ничего такого не нужно. Мне нужна ты. Дай мне договорить. Ты коришь меня за то, что я такая бесстрастная, этакая добродетельная Полианна из семьи белых протестантов, которая никогда не вываливает то, что у нее на душе. Дай я закончу, и к этому никогда больше не придется возвращаться. Ты хочешь обновления, этого требует сейчас твоя работа. То, что закончилось у тебя там, закончило и то, что влекло тебя к такой, как я. Тебе больше не нужна наша прежняя жизнь. Сегодня тебе кажется, что нужна, потому что не случилось ничего взамен — кроме шумихи вокруг твоей книги. Когда что-то появится, ты поймешь, что я была права, когда не согласилась вернуть тебя. Что ты совершенно правильно ушел: написав такую книгу, ты должен был уйти. Собственно, в ней ты об этом и писал.
И что он мог на это возразить? Все, что сказала бы она, звучало так честно и убедительно, а все, что сказал бы он, звучало так неискренне и вяло. Оставалось только надеяться, что она не сможет так стройно обосновать свои претензии к нему, как получилось у него самого. Но, зная ее, рассчитывать на это он не мог. О, его смелая, разумная, серьезная, благородная Лорелея! А он бросил ее. Написав книгу якобы про кого-то другого, кто пытается освободиться от привычных пут.
На Бэнк-стрит он дал таксисту на чай пятерку — за отвагу, проявленную на Вестсайдском шоссе. Он и сотню мог дать. Он оказался дома.
Но Лоры дома не было. Он звонил и звонил, потом побежал к соседям, вниз по бетонной лестнице, в квартиру в подвале. Громко постучал в дверь. Розмари, учительница на пенсии, прежде чем отпереть замки, долго смотрела в глазок.
Лора уехала в Пенсильванию, в Алленвуд — встретиться с Дугласом Мюллером по поводу его условно-досрочного освобождения.
Алленвуд — тюрьма нестрогого режима, куда направляли тех, кто совершил ненасильственные преступления. Один из Лориных подопечных, Дуглас, молодой иезуит, отказался от монашества, чтобы бороться с призывом в армию, уже не будучи защищенным саном. Год назад, когда Цукерман поехал с Лорой навестить его в тюрьме, Дуглас признался Натану, что у него была еще одна причина уйти из монастыря: в Гарварде, куда орден послал его изучать языки Ближнего Востока, он потерял невинность. «Такое случается, — сказал он, — когда разгуливаешь по Кеймбриджу без воротничка-колоратки». Дуглас надевал воротничок, только когда выходил на демонстрацию в поддержку Сесара Чавеса[39] или против войны, обычно ходил в рубашке и джинсах. Этому застенчивому, задумчивому пареньку со Среднего Запада было лет двадцать пять, и силу его верности делу, требующему полного самоотречения, можно было понять по хрустальной ясности его светло-голубых глаз.
Дуглас что-то знал от Лоры о романе, который дописывал Цукерман, и во время визита развлекал писателя историями о том, как он студентом пытался бороться с грехом самоудовлетворения. Скрипя зубами и пунцовея, он рассказывал Цукерману о тех временах в Милуоки, когда утром он первым делом шел исповедоваться в бесчинствах прошедшей ночи, а через час снова возвращался исповедоваться. И ничто в этом мире, равно как и в другом, не могло ему помочь — ни размышления о страстях Христовых, ни надежда на воскресение, ни сочувственно к нему относившийся священник школы иезуитов, который в конце концов отказался отпускать ему грехи чаще чем раз в сутки. Переработанные и перемешанные с воспоминаниями самого Натана, кое-какие из лучших историй Дугласа проникли и в жизнь Карновского, юного создания, терзаемого онанизмом в еврейском Нью-Джерси так же, как терзался им Дуглас, росший в католическом Висконсине. Подписанный экземпляр первого издания книги автор послал в Алленвуд и в ответ получил от узника короткую сочувственную записку: «Передайте бедняге Карновскому: я молюсь, чтобы Господь дал ему сил. Брат Дуглас Мюллер».
— Она вернется завтра, — сказала Розмари. Она стояла у двери, дожидаясь, когда Натан уйдет. Она вела себя так, будто он силой ворвался в ее прихожую и она не намерена пускать его дальше.
В шкафу Розмари Лора хранила папки со своей перепиской. Охраняя их от возможного вторжения ФБР, одинокая дама обрела новую цель в жизни. Лора тоже обрела новую цель. Три года Лора нянчилась с Розмари, как дочь: ходила с ней к оптометристу, водила в парикмахерскую, отучала от снотворного, испекла ей на семидесятилетие огромный торт…
Думая о бесконечном списке добрых дел и о женщине, которая их совершала, Цукерман понял, что ему необходимо присесть.
Розмари тоже присела, но без особого удовольствия. Она села в датское кресло из его кабинета, старое кресло, которое он не забрал с собой. Потрепанная марокканская скамеечка для ног тоже была его до переезда.
— Как ваша новая квартира, Натан?
— Там одиноко. Очень одиноко.
Она кивнула, словно он сказал: «Прекрасно».
— А работа?
— Работа? Ужасно. На нуле. Не работаю уже несколько месяцев.
— А как ваша милая матушка?
— Одному Богу известно.
Руки у Розмари всегда дрожали, и ответы Цукермана дрожи не унимали. Она все еще выглядела так, будто давно недоедала. Иногда Лора приходила посидеть с ней за ужином, чтобы удостовериться, что она хоть что-то ест.
«Американская пастораль» — по-своему уникальный роман. Как нынешних российских депутатов закон призывает к ответу за предвыборные обещания, так Филип Рот требует ответа у Америки за посулы богатства, общественного порядка и личного благополучия, выданные ею своим гражданам в XX веке. Главный герой — Швед Лейвоу — женился на красавице «Мисс Нью-Джерси», унаследовал отцовскую фабрику и сделался владельцем старинного особняка в Олд-Римроке. Казалось бы, мечты сбылись, но однажды сусальное американское счастье разом обращается в прах…
Женщина красива, когда она уверена в себе. Она желанна, когда этого хочет. Но сколько испытаний нужно было выдержать юной богатой американке, чтобы понять главный секрет опытной женщины. Перипетии сюжета таковы, что рекомендуем не читать роман за приготовлением обеда — все равно подгорит.С не меньшим интересом вы познакомитесь и со вторым произведением, вошедшим в книгу — романом американского писателя Ф. Рота.
Блестящий новый перевод эротического романа всемирно известного американского писателя Филипа Рота, увлекательно и остроумно повествующего о сексуальных приключениях молодого человека – от маминой спальни до кушетки психоаналитика.
Филип Милтон Рот (Philip Milton Roth; род. 19 марта 1933) — американский писатель, автор более 25 романов, лауреат Пулитцеровской премии.„Людское клеймо“ — едва ли не лучшая книга Рота: на ее страницах отражен целый набор проблем, чрезвычайно актуальных в современном американском обществе, но не только в этом ценность романа: глубокий психологический анализ, которому автор подвергает своих героев, открывает читателю самые разные стороны человеческой натуры, самые разные виды человеческих отношений, самые разные нюансы поведения, присущие далеко не только жителям данной конкретной страны и потому интересные каждому.
Его прозвали Профессором Желания. Он выстроил свою жизнь умело и тонко, не оставив в ней места скучному семейному долгу. Он с успехом бежал от глубоких привязанностей, но стремление к господству над женщиной ввергло его во власть «госпожи».
Читайте в одном томе: «Ловец на хлебном поле», «Девять рассказов», «Фрэнни и Зуи», «Потолок поднимайте, плотники. Симор. Вводный курс». Приоткрыть тайну Сэлинджера, понять истинную причину его исчезновения в зените славы помогут его знаменитые произведения, вошедшие в книгу.
Чарльз Хилл. Легендарный детектив Скотленд-Ярда, специализирующийся на розыске похищенных шедевров мирового искусства. На его счету — возвращенные в музеи произведения Гойи, Веласкеса, Вермеера, Лукаса Кранаха Старшего и многих других мастеров живописи. Увлекательный документальный детектив Эдварда Долника посвящен одному из самых громких дел Чарльза Хилла — розыску картины Эдварда Мунка «Крик», дерзко украденной в 1994 году из Национальной галереи в Осло. Согласно экспертной оценке, стоимость этой работы составляет 72 миллиона долларов. Ее исчезновение стало трагедией для мировой культуры. Ее похищение было продумано до мельчайших деталей. Казалось, вернуть шедевр Мунка невозможно. Как же удалось Чарльзу Хиллу совершить невозможное?
В 1960 году Анне Броделе, известной латышской писательнице, исполнилось пятьдесят лет. Ее творческий путь начался в буржуазной Латвии 30-х годов. Вышедшая в переводе на русский язык повесть «Марта» воспроизводит обстановку тех лет, рассказывает о жизненном пути девушки-работницы, которую поиски справедливости приводят в революционное подполье. У писательницы острое чувство современности. В ее произведениях — будь то стихи, пьесы, рассказы — всегда чувствуется присутствие автора, который активно вмешивается в жизнь, умеет разглядеть в ней главное, ищет и находит правильные ответы на вопросы, выдвинутые действительностью. В романе «Верность» писательница приводит нас в латышскую деревню после XX съезда КПСС, знакомит с мужественными, убежденными, страстными людьми.
Что делать, если ты застала любимого мужчину в бане с проститутками? Пригласить в тот же номер мальчика по вызову. И посмотреть, как изменятся ваши отношения… Недавняя выпускница журфака Лиза Чайкина попала именно в такую ситуацию. Но не успела она вернуть свою первую школьную любовь, как в ее жизнь ворвался главный редактор популярной газеты. Стать очередной игрушкой опытного ловеласа или воспользоваться им? Соблазн велик, риск — тоже. И если любовь — игра, то все ли способы хороши, чтобы победить?
Детство проходит, но остаётся в памяти и живёт вместе с нами. Я помню, как отец подарил мне велик? Изумление (но радости было больше!) моё было в том, что велик мне подарили в апреле, а день рождения у меня в октябре. Велосипед мне подарили 13 апреля 1961 года. Ещё я помню, как в начале ноября, того же, 1961 года, воспитатели (воспитательницы) бегали, с криками и плачем, по детскому саду и срывали со стен портреты Сталина… Ещё я помню, ещё я был в детском садике, как срывали портреты Хрущёва. Осенью, того года, я пошёл в первый класс.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Повесть Израиля Меттера «Пятый угол» была написана в 1967 году, переводилась на основные европейские языки, но в СССР впервые без цензурных изъятий вышла только в годы перестройки. После этого она была удостоена итальянской премии «Гринцана Кавур». Повесть охватывает двадцать лет жизни главного героя — типичного советского еврея, загнанного сталинским режимом в «пятый угол».
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.