Crudo - [10]
Чего хотелось бы Кэти, так это сбежать от самой себя. Системы хранения на все случаи жизни, прямое транспортное сообщение с четырьмя международными аэропортами Лондона. Когда в нулевых у нее была анорексия, как и у всех, она атаковала гравитацию, она всего-навсего была яблоком, которое падает вверх. Здорово уделать этих философов, взорваться петардой им в лицо. Ей хочется, чтобы ее история исчезла, оставив позади дыры. Нет никакого сюжета, пишет она, я схожу с ума. Это выкрик.
______________________________________
Начинало казаться, будто конец света и правда близко. Наслаждайтесь августом, прочитала она на сайте, куда зашла только почитать обзор книги: сторонники теории заговора полагают, что это может быть ваш последний месяц на Земле. Ниже, в колонке под названием «Самое популярное», красный заголовок: «Женщина транслировала свое изнасилование в прямом эфире в инстаграме». Ньюйоркец путешествует по Южной Африке. Она поцеловала насильника, а потом приняла с ним душ. Я действовала по наитию, сказала она «Мари Клер». Я всё еще была в ванной – на месте преступления. Я даже не вставала. Я печатала, печатала, печатала. Хэштеги под ее фотографиями в Инстаграме включали два варианта написания ее имени, а также «африка», «выжившая», «волонтер» и «виктимблейминг». На дне рождения Джозефа все чуть не перессорились из-за того, сколько раз кого насиловали. Меня насиловали три раза, сказала Джерри; и кто-то проворковал в ответ: как говорится, не просто леди, а трижды леди. При первых встречах с Джерри Кэти была уверена, что Джерри – дрэг-квин, и обращалась к ней в мужском роде. Тогда только начинали осторожничать с местоимениями, и ее немного раздражало, что Джозеф ее каждый раз поправляет. В конце концов правда обнаружилась, хотя на самом-то деле Джерри была жрицей, неподвластной гендеру, старейшей и самой блистательной тусовщицей в городе.
Что больше беспокоило, так это Трамп и Северная Корея. Люди говорили, что ничего не случится, но, поскольку люди, под которыми она имела в виду «экспертов», оказались совершенно не способны предвидеть все эти кровопролития прошлого года, она сомневалась в их компетентности. Она решила посмотреть, что там у него в твиттере. Оказалось хуже, чем она ожидала. Он ретвитнул сообщение «Фокс ньюс» о самолетах в Гуаме, готовых атаковать хоть сегодня, и снова не преминул полить грязью «Нью-Йорк таймс». Своим первым указом в должности президента я велел обновить и модернизировать наш ядерный арсенал. Сейчас он больше и мощнее, чем когда-либо… Хотелось бы надеяться, что нам никогда не придется использовать эту мощь, однако наша нация всегда будет мировым лидером по силе! Когда? Когда он это сделал? Кэти скучала по Обаме. Все скучали по Обаме. Она скучала по ощущению времени как чего-то ценного, утекающего, ей не нравилась постоянная необходимость иметь при себе удостоверение личности.
Если миру скоро наступит конец, может, ей надо что-то делать? Она выходила замуж через девять дней, она собиралась посетить студию художницы, которая делала из фарфора буйные беспощадные скульптуры тел, перетекающих в цветы, и цветов, перетекающих в тела. Они ей нравились, они напоминали массовые захоронения и украшения на дорогом торте, напоминали пловцов-синхронистов в яме проклятых. Впрочем, она может заняться и чем-то еще, может поужинать курицей на дне рождения Лорен и отправить обзор, она может с тем же успехом продолжать жить свою маленькую окультуренную жизнь, срезать георгины, подпирать палочками поникшие – она всегда знала: что бы она ни выбрала, это ненадолго.
Кэти не была сторонницей теории заговора, хотя отличалась паранойей и ни на что не подписывалась, но при этом она была уверена, что кто-то передвигает фигуры, стоит ей отвернуться. Кто-то наживался на всем этом, она точно знала. Нехватка продовольствия, нехватка воды, развал государства, больные, несчастные люди – на всем этом можно легко делать деньги, делать то, что Гэри Индиана однажды назвал фрейдистской кучей фекалий. Нервничая, маясь, чувствуя легкую, но настойчивую боль в левом колене, Кэти стала составлять перечень вещей на ее столе. Ящик для одеял, который раньше принадлежал, как и вся эта комната, бывшей жене ее мужа, знаменитой писательнице, умершей в прошлом году. Бальзам для ступней «Флекситол», кошелек «Ком де Гарсон», почти пустая бутылка зеленой минеральной воды из «Сейнсберис». Ловушка для мотыльков, солнечные очки, синяя кружка «Pantone 7461» с карандашами и ручками, десять камней, некрасивое кольцо, которое она купила на барахолке несколько, может, даже десять лет назад. Мотыльков в ловушке не было, только одна мушка. Умерли бы они там? Наверняка умерли. Еще на столе лежал ее телефон, допотопная «Нокиа», подаренная ей ее другом Мэттом, и дневник цвета горчицы, подаренный ее сводной сестрой, Венди, – она работала агентом в комедийном бизнесе, в ближайшем будущем партнер компании, птица очень высокого полета. Ожоги, ударные волны, радиация – всё это, плюс побочные эффекты, конечно: вспышки насилия, или нехватка продовольствия, или еще черт знает что. Всё так запутанно, удивительно, как многое переходит изо дня в день. Город в панике, пишет она. Террористы с бомбами вот-вот захватят власть! Она записывает самое худшее, что приходит ей в голову, она запирает себя в тесной комнате и дает себя насиловать и избивать, это не помогает избавиться от тревоги, такая голубая планета исчезает в мгновение ока, тонет в дыму.
В тридцать с лишним лет переехав в Нью-Йорк по причине романтических отношений, Оливия Лэнг в итоге оказалась одна в огромном чужом городе. Этот наипостыднейший жизненный опыт завораживал ее все сильнее, и она принялась исследовать одинокий город через искусство. Разбирая случаи Эдварда Хоппера, Энди Уорхола, Клауса Номи, Генри Дарджера и Дэвида Войнаровича, прославленная эссеистка и критик изучает упражнения в искусстве одиночества, разбирает его образы и социально-психологическую природу отчуждения.
Необоримая жажда иллюзии своего могущества, обретаемая на краткие периоды вера в свою способность заполнить пустоту одиночества и повернуть время вспять, стремление забыть о преследующих тебя неудачах и череде потерь, из которых складывается существование: всё это роднит между собой два пристрастия к созданию воображаемой альтернативы жизни — искусство, в частности литературу, и алкоголизм. Британская писательница Оливия Лэнг попыталась рассмотреть эти пристрастия, эти одинаково властные над теми, кто их приобрел, и одинаково разрушительные для них зависимости друг через друга, показав на нескольких знаменитых примерах — Эрнест Хемингуэй, Фрэнсис Скотт Фицджеральд, Теннесси Уильямс, Джон Берримен, Джон Чивер, Реймонд Карвер, — как переплетаются в творчестве равно необходимые для него иллюзия рая и мучительное осознание его невозможности.
Леонид Переплётчик родился на Украине. Работал доцентом в одном из Новосибирских вузов. В США приехал в 1989 году. B Америке опубликовал книги "По обе стороны пролива" (On both sides of the Bering Strait) и "Река забвения" (River of Oblivion). Пишет очерки в газету "Вести" (Израиль). "Клуб имени Черчилля" — это рассказ о трагических событиях, происходивших в Архангельске во время Второй мировой войны. Опубликовано в журнале: Слово\Word 2006, 52.
В книгу вошли повести и рассказы о жизни подростков. Автор без излишней назидательности, в остроумной форме рассказывает о взаимоотношениях юношей и девушек друг с другом и со взрослыми, о необходимости воспитания ответственности перед самим собой, чувстве долга, чести, достоинства, любви. Рассказы о военном времени удачно соотносят жизнь нынешних ребят с жизнью их отцов и дедов. Издание рассчитано на массового читателя, тех, кому 14–17 лет.
Писатель Сахиб Джамал известен советским читателям как автор романов о зарубежном Востоке: «Черные розы», «Три гвоздики», «Президент», «Он вернулся», «Когда осыпались тюльпаны», «Финики даром не даются». Почти все они посвящены героической борьбе арабских народов за освобождение от колониального гнета. Повести, входящие в этот сборник, во многом автобиографичны. В них автор рассказывает о трудном детстве своего героя, о скитаниях по Индии, Ливану, Сирии, Ирану и Турции. Попав в Москву, он навсегда остается в Советском Союзе. Повести привлекают внимание динамичностью сюжетов и пластичностью образов.
Бустрофедон — это способ письма, при котором одна строчка пишется слева направо, другая — справа налево, потом опять слева направо, и так направление всё время чередуется. Воспоминания главной героини по имени Геля о детстве. Девочка умненькая, пытливая, видит многое, что хотели бы спрятать. По молодости воспринимает все легко, главными воспитателями становятся люди, живущие рядом, в одном дворе. Воспоминания похожи на письмо бустрофедоном, строчки льются плавно, но не понятно для посторонних, или невнимательных читателей.
Роман португальского писателя Фернандо Наморы «Живущие в подполье» относится к произведениям, которые прочитывают, что называется, не переводя дыхания. Книга захватывает с первых же строк. Между тем это не многоплановый роман с калейдоскопом острых коллизий и не детективная повесть, построенная на сложной, запутанной интриге. Роман «Живущие в подполье» привлекает большим гражданским звучанием и вполне может быть отнесен к лучшим произведениям неореалистического направления в португальской литературе.