Цивилизация — кто будет ей фоном? - [5]

Из написанного уже должно быть ясно мое отношение к неоевразийским попыткам моделировать Россию будущего как одновременно "великое славянское" и "великое мусульманское" государство. Если бы мы могли быть уверены в сохранении за Россией статуса "цивилизации — высокой культуры", то ответ на эти декларации должен бы быть следующим. До тех пор пока геополитический и вообще цивилизацион-ный фокус России лежит в западной части материка, Россия разделяет и будет разделять общую склонность цивилизаций этого ареала — полагать вполне "своей" лишь одну религию, независимо от того, находится ли эта религия в центре духовной жизни общества или лишь служит модификатором тона, задаваемого некой формально секулярной идеологией. В этом положении вещей ничего не изменит государственная установка на веротерпимость и даже официально утверждаемая поддержка всех "традиционных религий" российских территорий.

На уровне национальной политики такая стратегия для России вполне допустима. Но органичное восприятие Россией как одной из "западных" цивилизаций материка второй религии на правах признанного модификатора духовной "гаммы" маловероятно, и "мусульманская" Россия не более правдоподобна, нежели "христианский" Ближний Восток или "мусульманская" Евро-Атлантика. Если же предполагать, вместе с некоторыми из нынешних российских идеологов, переориентацию в будущем страны на тихоокеанский ареал, то при разработке этого гипотетического макросценария столь же условно можно было бы допустить и примыкание России к тому материковому ареалу, где цивилизации характеризует сосуществование нескольких взаимодополняющих и высоко чтимых картин Трансцендентного.

Однако в подобном случае следовало бы признать, импонирует нам это или нет, что наибольшие шансы на включение в трансформируемую духовную "гамму" России получил бы отнюдь не ислам, а какие-то из религий индо-тихоокеанского круга. Знаменательно, что такого поворота — как бы предвосхищенного пресловутым "буддизмом" Л.Толстого, вполне осознававшимся его современниками, и утопией Н.Федорова с его параконфуцианской проповедью культа предков и вполне даосистской одержимостью технологиями "воскре-сительства" — уже сейчас, загодя, начинают страшиться православные публицисты. В частности, А. В. Кураев готов даже усматривать в мятежных настроениях некоторых групп российских мусульман нечто вроде "авраамического возмездия" в адрес России за ее дистанцирование от средиземноморского очага монотеизма. В любом случае, будь фокус России как живой цивилизации смещен к западу или к востоку материка, реалистично было бы ожидать, что в XXI в., как и сегодня, ислам по праву сохранит на российской платформе свое положение "терпимой религии" народов, по цивилизационным характеристикам занимающих промежуточное положение между идентифицирующимися через русскую культуру ядром российской цивилизации и арабо-иранским ядром исламского человечества.

Но у проблемы есть и другая сторона: вопрос о будущем ислама на севере Евро-Азии нынче приходится ставить с оглядкой на условия, когда маркированность "России русских" — страны "недоправославных экс-коммунистов" — отчаянно расшатана и империя без сакральной вертикали живет инерциями русской культуры и государственности под прогнозы экспертов, сулящих ей превращение в цивилизационно бесстильную пристройку к геоэкономическому Югу. Я сознаю, что из предложенной выше концепции должны прямо вытекать определенные "контревразийские" предупреждения и выводы для России. Но в той мере, в какой они еще не очевидны непосредственно из написанного, я намерен их обосновать в отдельной работе. Пока же подчеркну лишь: органической частью разрабатываемой мною геополитической модели является неприятие формулы "Россия-Евразия" при том, что Евразия (или "внутренняя Евро-Азия") мною последовательно трактуется в качестве того исторического и этнографического фона, над которым Россия поднялась 500 лет назад и с которым она рискует, как некая "евразийская Атлантида", по своем расточении слиться вновь.

И наконец, указывая на конституирующие любую цивилизацию фундаментальные отношения "маркированности-немаркированности", "фигуры-и-фона", имеем ли мы право в тех же категориях трактовать отношения между цивилизациями? По-видимому да, но с оговоркой, утверждающей, что применительно к подлинному "столкновению цивилизаций" эти отношения релятивизируются, изменяя свой характер в зависимости от того, с системой отсчета которой из цивилизаций соотносит себя наблюдатель. Лишь чисто теоретически все цивилизации мыслимы как факторы, которые нацелены в одном направлении, преодолевая этнографическую инерцию "вечных повторов" (по Ерасову). На практике же расхождение между образующими принципами разных цивилизаций ведет к тому, что каждая из них способна предстать перед другой как разновидность хаоса, особо опасная, ибо целенаправленная и обладающая собственной "монструозной" рациональностью. Так в XVI в. европейцы предстали перед цивилизациями Южной Америки, а в XIX в. — "белые варвары" Евро-Атлантики и России перед китайцами, в таком же свете немало европейцев, вроде А де Кюстина, воспринимали российское присутствие в Европе, а русские консерваторы — западное воздействие на наше общество