Цивилизация — кто будет ей фоном? - [4]

Наиболее ясным случаем возникновения и существования "цивилизации—высокой культуры" на монорелигиозной основе считают ислам. Но не все просто и здесь. Не кто иной, как Шпенглер, обосновал возможность трактовать феномен ислама по-другому, рассматривая его вместе с византийским православием на правах форм самораскрытия единой "высокой культуры". При таком описании история христианства на Ближнем Востоке обнаруживает замечательное сходство с судьбой буддизма в Индии: и там и здесь одна из туземных религий цивилизации постепенно утрачивает позиции в исконном ареале своего возникновения и расцвета, отступая за его пределы. Параллелизм усугубляется включением образов Будды и Иисуса соответственно в каноны индуизма и ислама. Но на фоне тысячелетнего индуистско-буддийского симбиоза жесткая конфронтация православия и ислама, пытавшихся контролировать ближневосточную цивилизационную платформу, демонстрирует все то же принципиальное стремление цивилизаций Запада быть в каждую эпоху маркированными единым или лишь незначительно варьируемым видением сверхчувственной реальности, которое они признают за "свое", прочие либо отвергая, либо, при самой большой терпимости, принимая как этнографическую или психологическую экзотику. Так это остается даже и сейчас, когда Евро-Атлантика входит в пору постмодерного культурного всесмешения.

Как видим, отношения между религиями — картинами устроения Града Небесного и "цивилизациями—высокими культурами" как попытками строительства ареально самодовлеющего Града Земного неоднозначны и подвижны. Потому вульгаризаторским выглядит стремление С. Хантингтона преподносить любые религиозно мотивированные или религиозно рационализированные распри под этикеткой "цивилизационных столкновений".

В конечном счете мы не можем не прийти к парадоксальному заключению: хотя в каждый период своего зрелого существования "цивилизация-высокая культура" выступает как тип духовности и социальности, подведенный под религиозно или квазисекулярно трактуемую сакральную вертикаль, однако непрерывность бытия цивилизации не требует в качестве предпосылки ни неизменности социального устройства, ни постоянства сакральной маркировки. Меняются во времени маркирующие воззрения, ценности и институты. Цивилизация — оплот католицизма становится очагом секулярного либерализма ("религии професса") и на 20 лет родиной национал-социалистического мирового проекта. Земля Будды разочаровывается в буддизме. Метрополия восточного христианства преобразуется в геополитическую "твердыню" ислама, а Святая Русь, объединявшаяся вокруг Белого Царя, оборачивается заветным "отечеством пролетариата всех стран". Важна не та или иная маркировка как таковая, но сама авторитетная маркированность народа или группы народов, поддержанная долгосрочным геополитическим строительством, за ареальной "оградой" которого тип духовности и социальности выявляет свой потенциал спонтанной эволюции, не прекращая, однако, "облучать" своим меняющимся воздействием соседние, духовно, социально и геополитически менее "специализированные" группы народов.

Но если мы видим одновременное наличие на Земле сразу нескольких "цивилизаций-высоких культур", то что же оказывается фоном для каждой из них? Ответ неоднозначен. "Высокие культуры", в том числе и как геополитические явления, существуют на планете не с начала человеческой истории: они все скучены на временном отрезке последних 5 тыс. лет, поэтому мы вправе говорить об "эре цивилизаций", которая перед нами выделяется из "доцивилизационных" тысячелетий, а перед отдаленными нашими потомками, возможно, будет представать также и на "постцивилизационном" фоне. Однако для бытия каждой отдельной цивилизации фоном служит прежде всего память о ее собственном предбытии — о том, что Данилевский называл "этнографическим состоянием" ее народов. Во вторую очередь таким же фоном ей может являться заранее встающий в сознании ее элиты образ грозящего ей "постбытия", способного наступить в силу разложения ее структурообразующих принципов без замещения их какими-либо иными, при полной утрате ее народами маркированности на мировой геокультурной карте. В последние годы эта тема страха цивилизации перед "постбытием" разработана на российском материале в ряде работ А. А. Кара-Мурзы (см., например: [9]).

И здесь-то хронополитическое понимание фона цивилизации обретает четкую геополитическую проекцию. Всякая цивилизация на Земле сосуществует с народами, которые, даже будучи втянуты в сферу ее геополитического строительства, тем не менее не принадлежат к ее этногеографическому ядру. Выстраивая свою лестницу социокультур-ных общностей "этнос—нация—цивилизация" (кстати, изоморфную не бесспорной схеме эволюции "культурно-исторического типа" по Данилевскому), Ерасов не сделал из своего построения одного, казалось бы, напрашивающегося вывода. Не все этносы вырастают в нации, созидая собственные государства. Тем более не все этносы и нации оказываются в состоянии основать собственную цивилизацию, поставив специфический тип огосударствленной социальности под особую сакральную вертикаль и в том черпая стимул для большого геополитического строительства. Этносы, не выросшие в нации, попадая в сферы суверенитета национальных государств, обретают статус национальных меньшинств — периферийных элементов нации. Точно так же этносы и нации, не определяющие маркированности того ареала, где некая цивилизация развернула свое строительство, способны образовывать геокультурную периферию или полупериферию цивилизации, разделяющую с ядром последней лишь часть его характеристических признаков. Очень часто такая периферия переходит, континуально или культурной чересполосицей, в периферии соседних цивилизаций, так что народы и государства подобных "междумирий" образуют род этнополитического "бульона", над которым выделяются базисные цивилизационные платформы. "Этнографическое" предбытие цивилизации можно представить как исходное состояние немаркированности ее народов, их невычлененности из "бульона", образовывавшего в ту первоначальную эпоху либо периферию каких-то других цивилизаций, либо вообще внецивилизационное пространство. Аналогичным образом вползание цивилизации в "постбытие" есть не что иное, как утрата народами и территориями прежнего ядра цивилизации их маркированности в отношении окраинных "междумирий" и "дикий полей", втягивание этих ядровых земель и народов в то "вечное становление" первичного "бульона", которое, к примеру, превосходно обрисовано Л. Н. Гумилевым в его трудах о Великой Степи.