Циркач - [5]
— Когда ты хорошенько высечешь меня, Шакал? — прошептал я. — Ты ведь мужчина, а не какой-нибудь педик? Когда ты снова отхлещешь меня от души, изо всех сил?
Шакал улыбнулся.
— Помнишь, Шакал, как ты развлекался с тем неверным Метисом, которого я купил для тебя в чужой стране? Если бы ты отхлестал меня, как того неверного зверька… О, Шакал, я был без ума от тебя в тот миг. Именно тогда я полюбил тебя. Помнишь?
— Нет, точно не помню, — тихо ответил Шакал.
Расслабившись всем своим сильным, утомленным телом, он откинулся назад, сцепив руки за шеей, как обычно лежат в летних лагерях Мальчики, нарубив дров, после поисков бесполезных следов или тщетного розыска непонятных зверей, которых давно уже не существует в природе: возле его палатки лежал такой мальчик, откинувшись на низкую, нестриженную, от жары превратившуюся в сено траву, и его еще порядком неопытное Юношество довольно четко вырисовывалось в тонких хлопковых брюках, замаранных лишайником. Проклятое, но неизгладимое воспоминание налетело и захватило меня: однажды, когда я был юным, мальчик лежал так же, на земле, откинувшись, в своем неопытном бесстыдстве, в летнем лагере, наполовину скрытый палаткой… как я следил за ним, каждый раз, когда он так лежал, из-за завесы другой палатки, мне было, кажется, десять или одиннадцать лет; мальчику, скорее всего, было столько же, у него было странное имя — Винанд. Проводя долгие дни в пустоте и одиночестве, я мечтал — безнадежно, мрачно и жестоко — о его теле и голосе, желая лишь одного: чтобы каким угодно образом случилось нечто такое, что привело бы к его унижению и наказанию и он потонул в сильной боли. И этому желанию суждено было исполниться — действительно единственный раз в жизни, когда одна из моих грешных страстей была напрямую удовлетворена. Я хотел тут же рассказать об этом Шакалу, чтобы давнее и жестокое происшествие, о котором я еще ни с кем до сих пор не говорил, привело его в тот же мрачный, тягучий, подчинивший всю мою последующую жизнь восторг, что я испытал в тот день много-много лет назад.
— Кто такие вообще Метисы? — поинтересовался Шакал.
— Это зачастую небывало красивые мальчики, — начал я. — Метис рождается от индейской матери, но зачат он белым мужчиной. Считать они не умеют, но очень трудолюбивы. Потому я купил его для тебя, я был восхищен до глубины души красотой его наготы, хотя сперва хозяин не хотел расставаться с ним даже за самую высокую цену. У меня с собой была книга… Но позволь начать сначала…
— Ты сказал, что он изменил. Кому? — спросил Шакал.
— С похотливой, прелюбодейной храбростью он однажды изменил тебе, Шакал, с тем блядовитым молодым светленьким медвежонком-почтальоном в В., но тогда об этом еще никто не мог знать. Его даже в стране еще не было! Он был еще далеко, на чужбине. И принадлежал совершенно другому человеку. Он еще не был твоим, и ты его еще ни разу не видел! Но я заметил его при дворе молодого Принца, у которого был в гостях и который осыпал меня благодеяниями в своем роскошном дворце. Там еще танцевали мальчики, переодетые девочками, с блестящими сережками и колечками в ушках.
Я положил руку на темный Ствол Шакала и нежно его обхватил. Когда я проговаривал последнюю фразу, дыхание Шакала слегка участилось, и хотя речи не могло быть о боевой готовности или малейшей тревоге, было ясно, что его Штука увеличилась.
Мне казалось странным и в то же время восхитительным, что ясно и без прикрас я мог говорить ему о том, что мы вместе пережили, хотя все, о чем я мог рассказать, он уже знал наперед.
— Когда-нибудь, Шакал, я все запишу. И получится книга, в которой будет все, все о нашей Любви: я опишу это так красиво, что богачи в своих распутных шале будут приказывать рабам читать ее вслух ранним утром, сидя у камина, под звуки струнных инструментов: переливы, и не основная мелодия, а фон, темная лютня или глубокая, сладкозвучная флейта из мягкого инжирного дерева. Опускается ночь, но богач, жажду наслаждений которого невозможно насытить, не может остановиться и не слушать, и раба, охрипшего и уставшего читать вслух, с неслыханной щедростью напаивают великолепными бодрящими напитками, чтобы он продолжал читать мой рассказ и голос его не сорвался.
Шакал снова улыбнулся и кивнул. В тихом, благодарном восхищении, сперва нерешительным тоном, который становился смелее и влек за собой, я начал любимый рассказ Шакала, который должен был вновь пробудить в нем страсть, жажду любви и безграничную жестокую похоть.
— Ну, слушай, Шакал. Я уехал далеко, один, я был в чужих краях, где наслаждался гостеприимством баснословно богатого Принца, который владел в стране почти всем и управлял ею. Это был очень странный народ. Вечером, сидя у камина, Принц расспрашивал о моей родине, о том, как люди там любят друг друга, и мы беседовали до глубокой ночи. Принц был еще молод, и красив, и могуч, и богат, и также очень Одинок. Но он никогда об этом не говорил.
На ночь мне отвели комнату в гостевом крыле дворца, и еще какое-то время я лежал без сна, переполненный мыслями о чудесах, которые поведал мне Принц о своей вере и о любви, слушал чудесную далекую музыку и голоса танцоров.
«Мать и сын» — исповедальный и парадоксальный роман знаменитого голландского писателя Герарда Реве (1923–2006), известного российским читателям по книгам «Милые мальчики» и «По дороге к концу». Мать — это святая Дева Мария, а сын — сам Реве. Писатель рассказывает о своем зародившемся в юности интересе к католической церкви и, в конечном итоге, о принятии крещения. По словам Реве, такой исход был неизбежен, хотя и шел вразрез с коммунистическим воспитанием и его открытой гомосексуальностью. Единственным препятствием, которое Реве пришлось преодолеть для того, чтобы быть принятым в лоно церкви, являлось его отвращение к католикам.
«Рассказ — страниц, скажем, на сорок, — означает для меня сотни четыре листов писанины, сокращений, скомканной бумаги. Собственно, в этом и есть вся литература, все искусство: победить хаос. Взять верх над хаосом и подчинить его себе. Господь создал все из ничего, будучи и в то же время не будучи отрицанием самого себя. Ни изменить этого, ни соучаствовать в этом человек не может. Но он может, словно ангел Господень, обнаружить порядок там, где прежде царила неразбериха, и тем самым явить Господа себе и другим».
Три истории о невозможной любви. Учитель из повести «В поисках» следит за таинственным незнакомцем, проникающим в его дом; герой «Тихого друга» вспоминает встречи с милым юношей из рыбной лавки; сам Герард Реве в знаменитом «Четвертом мужчине», экранизированном Полом Верховеном, заводит интрижку с молодой вдовой, но мечтает соблазнить ее простодушного любовника.
Романы в письмах Герарда Реве (1923–2006) стали настоящей сенсацией. Никто еще из голландских писателей не решался так откровенно говорить о себе, своих страстях и тайнах. Перед выходом первой книги, «По дороге к концу» (1963) Реве публично признался в своей гомосексуальности. Второй роман в письмах, «Ближе к Тебе», сделал Реве знаменитым. За пассаж, в котором он описывает пришествие Иисуса Христа в виде серого Осла, с которым автор хотел бы совокупиться, Реве был обвинен в богохульстве, а сенатор Алгра подал на него в суд.
Молодой, но уже широко известный у себя на родине и за рубежом писатель, биолог по образованию, ставит в своих произведениях проблемы взаимоотношений человека с окружающим его миром природы и людей, рассказывает о судьбах научной интеллигенции в Нидерландах.
Роман представляет собой исповедь женщины из народа, прожившей нелегкую, полную драматизма жизнь. Петрия, героиня романа, находит в себе силы противостоять злу, она идет к людям с добром и душевной щедростью. Вот почему ее непритязательные рассказы звучат как легенды, сплетаются в прекрасный «венок».
1946, Манхэттен. Грейс Хили пережила Вторую мировую войну, потеряв любимого человека. Она надеялась, что тень прошлого больше никогда ее не потревожит. Однако все меняется, когда по пути на работу девушка находит спрятанный под скамейкой чемодан. Не в силах противостоять своему любопытству, она обнаруживает дюжину фотографий, на которых запечатлены молодые девушки. Кто они и почему оказались вместе? Вскоре Грейс знакомится с хозяйкой чемодана и узнает о двенадцати женщинах, которых отправили в оккупированную Европу в качестве курьеров и радисток для оказания помощи Сопротивлению.
Роман «Сумерки» современного румынского писателя Раду Чобану повествует о сложном периоде жизни румынского общества во время второй мировой войны и становлении нового общественного строя.
Андрей Виноградов – признанный мастер тонкой психологической прозы. Известный журналист, создатель Фонда эффективной политики, политтехнолог, переводчик, он был председателем правления РИА «Новости», директором издательства журнала «Огонек», участвовал в становлении «Видео Интернешнл». Этот роман – череда рассказов, рождающихся будто матрешки, один из другого. Забавные, откровенно смешные, фантастические, печальные истории сплетаются в причудливый неповторимо-увлекательный узор. События эти близки каждому, потому что они – эхо нашей обыденной, но такой непредсказуемой фантастической жизни… Содержит нецензурную брань!
Эзра Фолкнер верит, что каждого ожидает своя трагедия. И жизнь, какой бы заурядной она ни была, с того момента станет уникальной. Его собственная трагедия грянула, когда парню исполнилось семнадцать. Он был популярен в школе, успешен во всем и прекрасно играл в теннис. Но, возвращаясь с вечеринки, Эзра попал в автомобильную аварию. И все изменилось: его бросила любимая девушка, исчезли друзья, закончилась спортивная карьера. Похоже, что теория не работает – будущее не сулит ничего экстраординарного. А может, нечто необычное уже случилось, когда в класс вошла новенькая? С первого взгляда на нее стало ясно, что эта девушка заставит Эзру посмотреть на жизнь иначе.
Впервые на русском языке роман, которым восхищались Теннесси Уильямс, Пол Боулз, Лэнгстон Хьюз, Дороти Паркер и Энгус Уилсон. Джеймс Парди (1914–2009) остается самым загадочным американским прозаиком современности, каждую книгу которого, по словам Фрэнсиса Кинга, «озаряет радиоактивная частица гения».
Лаура (Колетт Пеньо, 1903-1938) - одна из самых ярких нонконформисток французской литературы XX столетия. Она была сексуальной рабыней берлинского садиста, любовницей лидера французских коммунистов Бориса Суварина и писателя Бориса Пильняка, с которым познакомилась, отправившись изучать коммунизм в СССР. Сблизившись с философом Жоржем Батаем, Лаура стала соучастницей необыкновенной религиозно-чувственной мистерии, сравнимой с той "божественной комедией", что разыгрывалась между Терезой Авильской и Иоанном Креста, но отличной от нее тем, что святость достигалась не умерщвлением плоти, а отчаянным низвержением в бездны сладострастия.
«Процесс Жиля де Рэ» — исторический труд, над которым французский философ Жорж Батай (1897–1962.) работал в последние годы своей жизни. Фигура, которую выбрал для изучения Батай, широко известна: маршал Франции Жиль де Рэ, соратник Жанны д'Арк, был обвинен в многочисленных убийствах детей и поклонении дьяволу и казнен в 1440 году. Судьба Жиля де Рэ стала материалом для фольклора (его считают прообразом злодея из сказок о Синей Бороде), в конце XIX века вдохновляла декадентов, однако до Батая было немного попыток исследовать ее с точки зрения исторической науки.