Чумные ночи - [200]

– Я счастлива, – сказала королева. – Интересно, дойдет ли эта новость до моего отца?

– Рано или поздно эту новость обязательно узнают во всем мире! – заверил доктор Нури.

В отличие от большинства предшественников, занимавших высшие посты в государстве, особенно Командующего Камиля, супругов не слишком впечатляли их громкие титулы.

Итак, дамат Нури спросил у доктора Никоса, как, по мнению этого последнего, надлежит реорганизовать Карантинный комитет, чтобы деятельность его была эффективной. Доктор Никос не то раздраженным, не то жалобным тоном заявил, что навести порядок будет очень непросто:

– Если бы шейх Хамдуллах не умер от чумы, никто и не заикнулся бы о возвращении карантина, запретов и санитарной изоляции. Не струхни так называемые министры Ниметуллаха-эфенди, набранные из лавочников и ничего не смыслящие в управлении государством, когда стали получать угрозы, сам он нипочем не согласился бы вернуться в текке.

Присев за стол, они обговорили состав нового кабинета министров.

– Теперь это будет не какой-то заурядный карантинный комитет, какие есть в каждом османском вилайете, – объявил доктор Никос. – Для независимого государства, как известно, весьма большую важность представляют вопросы безопасности и сбора информации, а потому необходимо, чтобы в нашем Карантинном комитете был человек, подобный Мазхару-эфенди.

– Вы в таком случае займете пост министра по делам карантина. А Мазхар-эфенди пусть по-прежнему занимается надзорными делами, также в ранге министра.

И доктор Нури попросил секретарей пригласить к нему Мазхара-эфенди. В период правления Командующего Камиля начальник его канцелярии, бывший глава Надзорного управления Мазхар-эфенди руководил разведывательным обеспечением затеянной Сами-пашой борьбы с настроенными против карантина дервишами и торгующими намоленными бумажками «ходжами». Решения о том, какую обитель превратить в больницу или какого шейха припугнуть, принимали, разумеется, Командующий и премьер-министр. Однако информацию о том, что творится в текке и тарикатах, они получали от Мазхара-эфенди, в чьем распоряжении находилась целая сеть осведомителей и подробнейшая картотека.

Подвергавшиеся гонениям шейхи знали, что порочащие их в глазах властей сведения передает наверх начальник Надзорного управления, и потому ненавидели его не меньше, чем бывшего губернатора. По этой причине вслед за Сами-пашой на виселицу должен был отправиться Мазхар-эфенди. Однако ему смертный приговор в последний момент заменили пожизненным заключением – вследствие того, как нам представляется, что еще до прихода к власти шейха Хамдуллаха Мазхару-эфенди, пусть и с помощью поддельных документов, удалось убедить всех, будто он мингерец по рождению. Из трех османских чиновников, которые вместе с Сами-пашой поддержали Независимость Мингера и разрыв связей со Стамбулом, он единственный озаботился этим. Свою роль сыграло и то, что он был женат на мингерке.

Придя к власти, шейх Хамдуллах и его наиб в войлочном колпаке захотели расправиться с греческими националистами. Поскольку Мазхар-эфенди, следивший за этими смутьянами и при османской власти, и после революции, знал о них больше, чем кто-либо другой, решено было воспользоваться его опытом. В результате приговоренный к пожизненному заключению Мазхар-эфенди вышел из тюрьмы и отбывал наказание у себя дома, в окружении жены и детей. Там же его навещали тайные агенты.

Именно от посаженного в тюрьму и тут же выпущенного бывшего начальника Надзорного управления новые власти получили сведения о греческих повстанцах, которых завозили на остров контрабандисты, в частности о том, что им оказывают денежную помощь греческий консул, галантерейщик Федонос и ювелир Максимос. После этого к нему домой перенесли из Дома правительства его архив: много лет с превеликим тщанием собираемые вырезки из газет, разложенные по тематическим папкам письменные доносы осведомителей (за них начальник Надзорного управления платил больше, чем за устные) и сотни телеграмм.

Главной же достопримечательностью дома Мазхара-эфенди, превращавшей его в центр агентурной информации, была картотека всевозможных националистов и сепаратистов – мингерских (за ними следили при османской власти), османских и турецких (этими занялись после провозглашения Свободы и Независимости), а также греческих, – которую бывший начальник Надзорного управления вел с помощью разработанных им самим весьма интересных методов.

В последующие годы в каменном доме Мазхара-эфенди, от которого рукой подать до пекарни Зофири, будет располагаться МСБ (Мингерская служба безопасности), а потом – музей.

Мазхар-эфенди был уверен, что любая власть не преминет воспользоваться его знаниями, услугами и сетью тайных агентов. Поэтому, едва узнав, что шейх Хамдуллах находится при смерти, он стал строчить письма консулам и карантинным врачам, делясь своим мнением о том, какие шаги нужно предпринять для спасения острова. Когда к нему (задолго до праздничной канонады) пришло известие о смерти шейха, он уже не сомневался, что действующее правительство (или, если говорить проще, группа лиц, захвативших власть) сбежит, а на их место придут люди, готовые вновь вводить карантинные меры. Поразмыслив об этом, он не смог усидеть в собственном жилище и бросился в Дом правительства, чтобы своими глазами увидеть, что там происходит, или же, может быть, вмешаться в происходящее.