Чумные ночи - [195]

Глава 72

В ночь на 26 августа шейха долго мучила головная боль, он метался в жару и бредил, но под утро уснул – или, возможно, потерял сознание от боли и изнеможения. Молодые мюриды и другие шейхи, которые, не боясь заразиться, со слезами на глазах ухаживали за ним, по привычке истолковывать все в положительном смысле, решили, что их шейх отдыхает. И в самом деле, незадолго до полуденного намаза шейх проснулся посвежевшим и приободренным. Он был оживлен и весел, шутил, читал стихотворные строки, которые всплывали у него в памяти, показывал окружающим свой чумной бубон, который после вскрытия снова начал покрываться корочкой, и смеялся над их страхом, потом спросил, не сняли ли еще с острова блокаду.

Однако по прошествии недолгого времени он снова начал корчиться от боли, потерял сознание и вскоре умер. Когда пожилой доктор Тасос, друживший с дервишами текке Халифийе, хотя он и был греком, подтвердил, что шейх умер, и начал тщательно протирать руки лизолом, собравшиеся заплакали. Своим преемником в текке шейх Хамдуллах еще три года назад назначил верного наиба Ниметуллаха и всех убедил согласиться с этим решением.

Пакизе-султан и ее муж узнали о смерти шейха в тот же день, после полудня, от зашедшего навестить их доктора Никоса. Министр здравоохранения, похоже, знал больше, чем говорил, и ушел очень быстро, возможно, оттого, что боялся дать волю языку. Вскоре после этого заглянул секретарь Ниметуллаха-эфенди и сообщил, что премьер-министр просит у дамата Нури и ее высочества позволения посетить их в гостевых покоях.

Супруги удивленно переглянулись и ответили, что уместнее было бы все-таки, чтобы премьер-министр принял их в своем кабинете. Пакизе-султан оделась, покрыла голову. Войдя в бывший губернаторский кабинет и увидев Ниметуллаха-эфенди, оба почувствовали отвращение к этому человеку, который способствовал казни Сами-паши.

Премьер-министр это заметил, но виду не подал, а чрезвычайно любезно пригласил их сесть и без всяких словесных украшательств осведомил о смерти шейха. Поскольку Пакизе-султан, пусть и формально, была женой покойного, Ниметуллах-эфенди выразил ей соболезнования, однако тоже очень кратко и сдержанно. Печальную новость скрыли от горожан, прессы и всего мира, поскольку скончался человек, которому все доверяли, глава нации, как бы он ни справлялся со своими обязанностями. Обнародованная внезапно, без подготовки, эта новость в нынешних и без того тяжелых обстоятельствах грозила обречь весь остров на отчаяние, панику и анархию.

По этой причине недавно состоялось совещание лучших людей Мингера, которые обсудили, как нужно поступить, что можно предпринять, чтобы положить конец ужасному бедствию, и приняли важные решения. Теперь же премьер-министр хотел от имени мингерской нации представить эти решения на суд Пакизе-султан и дамата Нури.

Однако прежде Ниметуллах-эфенди перечислил тех, кого назвал «лучшими людьми Мингера». Это были он сам, глава греческой общины Константинос-эфенди, смещенный начальник Надзорного управления, отбывающий заключение у себя дома, несколько богатых греков и мусульман преклонных лет, а также врачей, два пожилых журналиста (грек и мусульманин), Никос-бей и три консула, включая английского.

– Все сошлись в том мнении, что отмена карантинных мер ввергла мингерскую нацию в величайшую катастрофу, – перешел премьер-министр к главной части своей речи. – Если так будет продолжаться, то, возможно, все мы погибнем. А эти броненосцы будут нас стеречь, пока все на острове не перемрут. И мингерская нация исчезнет с лица земли… Лучшие люди Мингера видят лишь один способ это предотвратить. Они хотят, чтобы на острове снова был введен карантин и чтобы доктор Нури вновь возглавил борьбу с эпидемией.

Хамди-бабе поручено собрать Карантинный отряд. Снова нужно ввести чрезвычайное положение, запретить жителям острова показываться на улицах и сурово карать нарушителей. Доктору Нури это известно лучше всех!

– Теперь уже слишком поздно! – воскликнул с досадой доктор Нури. – И разве не вы до вчерашнего дня выступали противником карантинных мер?

– В такой тяжелый для нации и поворотный момент было бы неправильно говорить о себе, – ответил премьер-министр. – Я раскаиваюсь в своих ошибках, ухожу со своего поста, возвращаюсь в текке. – С этими словами Ниметуллах-эфенди встал с кресла покойного Сами-паши и указал на стол. – Теперь здесь будете сидеть вы! Ибо именно вы отныне премьер-министр. Вам предстоит принимать решения, которые определят судьбу мингерской нации. И хочу вас заверить, что это общее желание всех жителей острова, будь они греками или мусульманами, врачами или лавочниками. Вчера, по нашим данным, умерло сорок восемь человек.

Доктор Нури и Пакизе-султан сразу поняли, что им предлагают, но поначалу не могли поверить, что делается это всерьез, и потому подвергли Ниметуллаха-эфенди подробным расспросам, выяснив все детали предложения.

Итак, Ниметуллах-эфенди покидал свою должность («службу в правительстве», как он ее называл), которую занял по настоянию шейха Хамдуллаха. Освободившееся место (в случае его согласия) занимал дамат Нури. Участникам совещания также очень хотелось, чтобы символический пост главы государства, вакантный после кончины шейха, заняла Пакизе-султан, которую в народе и так уже называют «королевой».