Чумные ночи - [194]

Даже на перекрестках, где всегда кипела жизнь, теперь царила унылая пустота, свойственная маленьким городкам и поселкам в конце лета, когда все уезжают собирать урожай. Кошки, которых эта пустота чрезвычайно тяготила, завидев доктора Нури, бросились к дверям и садовым калиткам и принялись мяукать. Далее за ним увязались две бродячие собаки, сука и кобель, но потом нырнули в густую зелень, окружающую большой особняк рядом с пекарней Зофири.

Подходя к мечети Слепого Мехмеда-паши, доктор Нури увидел такую толпу, что ему показалось, будто здесь собрались все жители города. Мусульманина теперь нельзя было похоронить, не предъявив снабженное подписью и печатью свидетельство о том, что покойный был надлежащим образом обмыт в этой мечети. Те же, кто опасался заразиться в очередях на двор и в гасильхане, под покровом ночи тайком оставляли трупы родных на обочине, чтобы их подобрала покойницкая телега, или же сами где-то закапывали.

Рост смертности заставил даже самых фанатичных и бесстрашных мусульман по собственной воле соблюдать некоторые карантинные правила, держаться подальше от скопления людей, не выходить из дому без особой надобности. Может быть, кое-какие старики и продолжали исправно пять раз в день ходить в мечети, но по пятницам там не было и вполовину так многолюдно, как прежде. Можно сказать, что унесшая столько жизней чума заставила даже тех, кто сильнее прочих верил шейху Хамдуллаху, отвергнуть его ярое неприятие карантинных мер, ведь по вине нового правительства за две недели смертность выросла едва ли не втрое.

Задний двор больницы «Хамидийе» до самой стены был заполнен пациентами, отделенными друг от друга промежутком в четыре-пять метров. За стеной начинался сад текке Рифаи, там было то же самое. Тюфяков на всех не хватало, и некоторые больные лежали на кусках ткани, циновках или охапках соломы. И во всех других текке, которых было много на этой улице, доктор Нури видел одно и то же. Больше всего жертв насчитывалось среди самых преданных сторонников шейха Хамдуллаха, среди тех, кто истовее всех ему верил.

Когда доктор Нури уже подходил к текке Халифийе, в одном доме на втором этаже открылось окно и мужчина с узким лбом крикнул: «Ну что, доктор-бей, карантинный врач, видишь, что ты наделал? Доволен?» Непонятно было, что́ он хулит: то ли саму идею карантина, то ли ее неудачное осуществление на Мингере. Потом узколобый хулитель увидел идущих позади охранников и сказал, словно сплюнул: «Теперь такие доктора, как ты, не смеют даже ступить на эти улицы без охраны!»

Но случилось ровно наоборот: у дверей текке Халифийе доктора Нури с превеликим почтением встретили два молодых дервиша. Два месяца назад, когда он был здесь последний раз, текке напоминало райский сад, теперь же оно уподобилось аду. Перед зданиями, где располагались кельи и спальни, лежали трупы, которым предстояло вскоре отправиться на обмывание. Доктор Нури шел потупив взгляд, словно сокрушенный зрелищем такого горя, однако разглядел, что весь двор мечети заполнен больными, которых здесь не меньше, а то и больше, чем в других текке.

Подошли к маленькому домику у самой стены. Дверь открылась, и доктор Нури узрел шейха Хамдуллаха, лежащего на полу, на тюфяке, в полубессознательном состоянии. Он сразу понял, что шейх очень плох и уже не поправится.

На шее у шейха вздулся огромный, окончательно затвердевший бубон. Доктор Нури вскрыл его, дал стечь гною. В прошлый его визит Хамдуллах-эфенди шутил и вел речи, полные двойного смысла, а теперь доктор Нури не был даже уверен в том, что шейх сознает его присутствие. В прошлый раз доктор чувствовал, что все вокруг глядят на него, что к нему приковано внимание всех дервишей; теперь же, хоть его пациент именовался «главой государства», казалось, что врачом никто не интересуется. В текке наблюдалось хаотическое движение, люди ходили, порой даже бегали с места на место, но духовное братство, похоже, было потеряно, каждый думал только о себе.

Чуть позже шейх Хамдуллах понял, что рядом с ним сидит дамат Нури, и пробормотал: «Я сдержу свое слово и почитаю вашему превосходительству стихи из моей книги „Рассвет“. Но сразу после этого шейха скрутил приступ кашля, во время которого он обливался потом и дрожал, даже трясся. Доктор Нури отодвинулся подальше, чтобы не подхватить заразу. Придя в себя, шейх стал читать не стихи, а суру «Аль-Кияма», которая в те дни была у всех на устах, а потом снова потерял сознание.

В Дом правительства доктор Нури возвращался в присланном за ним бронированном ландо. Глядя в окошко на крепость и нависшие над ней тоскливые, свинцово-серые облака, он размышлял о том, как же им с женой сбежать отсюда. Премьер-министру, который почему-то не стал сопровождать его во время визита в текке, он честно сказал, что положение шейха безнадежно. Ниметуллах-эфенди поднял руки ладонями вверх и торопливо прочитал молитву.

Весь следующий день Пакизе-султан и доктор Нури не выходили из своей комнаты. На уме у них было только одно: под каким-нибудь предлогом пробраться в бронированный экипаж и сбежать в нем на север острова. Там, на севере, они могли бы скрываться какое-то время, а потом, возможно, при помощи контрабандистов улизнуть на Крит.