Чумные ночи - [192]

– В вашей жизни не произойдет никаких изменений. Вы по-прежнему будете жить в гостевых покоях под охраной и сможете весь день писать письма. Более того, если вы сочтете это нужным, к вам вернется ваш супруг – сразу после того, как будет сделана одна фотография.

И Ниметуллах-эфенди рассказал о том, какой «выход из положения» он придумал. В случае согласия Пакизе-султан между ней и шейхом Хамдуллахом будет заключен брак – исключительно на бумаге. Кроме того, их сфотографируют вместе. Сделано это будет для того, чтобы весь мир узнал, что дочь предыдущего султана Османской империи и халифа всех мусульман стала невестой мингерского государства. Ее бракосочетание с шейхом, главой этого нового государства, послужит признанию Независимости Мингера другими странами, ибо станет важным событием в глазах мусульман всего мира, которых все больше каждый год съезжается на хадж в Хиджаз. Разумеется, шейх Хамдуллах не ожидает, что брак будет настоящим супружеством. Напротив, он хочет, чтобы доктор Нури как можно скорее вернулся в гостевые покои, к своей жене.

– Что думает на этот счет сам доктор Нури?

Для заключения брака между ней и шейхом, пусть и фиктивного, Пакизе-султан требовалось развестись с нынешним мужем. Это можно было сделать двумя способами. Либо доктор Нури сам скажет жене: «Свободна!», либо же Пакизе-султан потребует развода в суде на том основании, что ее муж приговорен к тюремному заключению на срок более четырех лет.

– Я не знала, что доктору Нури уже вынесен приговор.

– Будет вынесен, однако высокочтимый шейх сразу же его помилует и наградит мингерским государственным орденом первой степени.

– Пока я не получу от своего мужа письмо, в котором он сообщит мне, как считает правильным поступить в этой ситуации, мне будет очень трудно принять решение.

Письмо Пакизе-султан получила в тот же день. Доктор Нури писал, что живется ему в крепости хорошо и спокойно, просил передать чистое нижнее белье, шерстяные носки и две рубашки; что же касается важного решения, которое предстоит принять его супруге, то будет лучше, если она примет его самостоятельно, без давления со стороны мужа. Пакизе-султан оценила благородство доктора Нури, однако не поверила, будто в тюрьме ему «хорошо и спокойно». Пакизе-султан знала, что зараза проникла во все уголки крепости и действовать нужно быстро, а потому даже не стала (хотя ей и хотелось) вести торг относительно условий бракосочетания и фотосъемки.

– Кто будет на свадьбе за моего отца? Я хочу сама ответить «да»! – вот и все, что она осмелилась сказать.

И еще Пакизе-султан пожелала сама выбрать себе свадебный наряд. Представители шейха Хамдуллаха хотели, чтобы она надела точно такое же белое платье, какое было на ней пять месяцев назад, на ее первой свадьбе, которую почтил присутствием султан, и те же самые украшения, но Пакизе-султан смогла настоять на мингерском традиционном красном платье – том, в котором пришла на бракосочетание колагасы и Зейнеп.

В четверг, 22 августа, через полчаса после полуденного намаза, глава мингерского государства шейх Хамдуллах прибыл в бронированном ландо на бывшую площадь Вилайет, ныне Мингерскую. По пути его следования из текке Халифийе премьер-министр Ниметуллах-эфенди расставил часовых, да и в самом Доме правительства охраны было в избытке. Вдоль стен, в углах и под лестницами стояли крысоловки.

Пакизе-султан, надев красное платье и тщательно закутав голову платком, ждала в гостевых покоях. Получив известие о прибытии шейха, она вышла в коридор и в сопровождении опрятно одетой горничной, которая помогала ей облачиться в строгий свадебный наряд, спустилась на первый этаж.

Если верить Решиту Экрему Адыгючу, самому занимательному и симпатичному автору популярных книг по истории Мингера, вся церемония, начиная с появления Пакизе-султан на первом этаже и заканчивая ее возвращением в свою комнату, продолжалась всего девять минут. В письме сестре Пакизе-султан уделила этим девяти минутам лишь одну страницу, поскольку не приняла «свадьбу» всерьез. Она вежливо поприветствовала свидетелей, шейха и имама мечети Слепого Мехмеда-паши кивком, во время церемонии стояла потупив взор, словно смущаясь, и произносила только те слова, которые требовалось произнести.

Обстоятельство, из-за которого свадьба выглядела странной, непристойной и неприемлемой, заключалось в том, что семидесятидвухлетний жених был на пятьдесят лет старше невесты. Кроме того, невеста считала жениха беспринципным авантюристом, который без зазрения совести использует ислам как инструмент в политической борьбе (что порой делал и ее дядя). Этот старик, который приказал казнить Сами-пашу, аптекаря Никифороса и других, чтобы укрепить свою власть и посеять в народе страх, вызывал у Пакизе-султан отвращение.

И все же, увидев шейха Хамдуллаха, она удивилась, что он выглядит еще более старым, дряхлым и «некрасивым», чем ей представлялось. Шейх улыбнулся ей и попробовал поймать ее взгляд, но Пакизе-султан отвела глаза. Затем они встали там, куда велели им фотографы (Ваньяс и его коллега из газеты «Хавадис-и Арката», которая превратилась в официальный печатный орган нового государства), и, сохраняя между собой некоторую дистанцию, позировали, пытаясь выглядеть как усталые, но счастливые новобрачные.