Чумные ночи - [168]

Шейх зря боялся. Никто не планировал отправить его на дальнюю окраину империи. Сами-паша разыскал владельца и повара всеми позабытого отеля «Констанц», расположенного к северо-востоку от Арказа, и велел подготовить его к приему «ссыльного». В былые времена губернатор и консул Джордж от случая к случаю ездили сюда пообедать – в те времена года, когда был закрыт отель «Regard à l’Ouest», или просто для смены обстановки.

Старое, скрипучее, мрачное здание, откуда только что выгнали вселившихся туда бродяг и больных (злые духи и пери[152] никуда не девались), не испугало шейха Хамдуллаха. Счастливый тем, что остался на острове, он совершил в выделенной ему маленькой комнатке омовение, затем намаз и со слезами на глазах возблагодарил Аллаха за то, что Он прислушался к мольбам своего раба и не разлучил его с Мингером. Шейх не сомневался, что в скором времени вернется в текке, к своей уютной постели.

Глава 62

Командующий Камиль оставался в Доме правительства до тех пор, пока не было получено известие о благополучном водворении шейха Хамдуллаха в отель «Констанц». Затем он в сопровождении охранников вернулся по темным улицам в «Сплендид палас». Вид пустого, брошенного города в который раз наполнил Командующего тревогой и печалью.

Он не видел жену с тех самых пор, как, рассердившись на ее самовольную отлучку к матери, хлопнул дверью и ушел, то есть почти полдня. «Просто я не хотел, чтобы беспокойство из-за ее возможной болезни мешало мне заниматься важными политическими делами, без которых не сбудется все, о чем я мечтаю», – говорил он сам себе. Но вернуться ему мешал и страх. Несколько раз он отправлял к жене кого-нибудь из секретарей. Если бы Зейнеп и в самом деле заболела, то за минувшие полдня должны были появиться симптомы, которые не скроешь, и ему об этом сообщили бы.

С такими утешительными мыслями Командующий ближе к полуночи вошел в отель. Однако, пока он поднимался по лестнице, его уверенность ослабла. Перед глазами снова появилась та красноватая припухлость на шелковистой коже Зейнеп. Как это место выглядит сейчас? Он решил, что никаких вопросов жене задавать не будет.

Сами-паша без всякой надобности поставил часового и перед дверью их комнаты. Командующий открыл ее своим ключом. Внутри было темно, и Зейнеп он сначала не увидел. Если ничего дурного не случилось, она, конечно, должна была уже лечь спать. Но в кровати, выхваченной из мрака падавшим в окно лунным светом, ее не было. Дрожащими руками Командующий зажег свечку в маленьком латунном подсвечнике и сначала увидел на полу тот самый пропавший гребень, а потом и жену, которая сидела у стены рядом с окном.

– Зейнеп! – позвал он.

Она не ответила. Сердце Командующего тревожно забилось, но он взял себя в руки. Тени, разбуженные свечой, рисовали на стенах арабески. Он подошел поближе, осветил лицо жены. Оно было бледным и скорбным.

– Мы забрали шейха Хамдуллаха из текке, спрятали его за городом, – проговорил Командующий, словно извиняясь, но тут же увидел, что жену это нисколько не занимает.

Может, она злится из-за того, что он накричал на нее, ушел, хлопнув дверью, и долго не возвращался? Или почувствовала, что заболела, и ей было страшно оставаться с этим один на один?

Зейнеп заплакала, словно маленькая девочка, которая не хочет рассказывать о своем потаенном горе. Командующий Камиль обнял ее, стал гладить по голове и шептать в ушко нежные слова, пытаясь утешить.

Не раздеваясь, они легли в постель и приняли позу, которой научились за время своей недолгой семейной жизни и которая так нравилась им обоим: Командующий обнял жену сзади, крепко обхватив руками ее живот, и прижался губами к ее шее. Они часто так спали.

Командующий трогал, гладил тело, живот, руки жены, но не мог заставить себя прикоснуться к тому месту в паху, где, как он боялся, зрел чумной бубон. Главное, у Зейнеп не было жара. Но заниматься любовью, как раньше, ей не хотелось. Не хотелось и Командующему.

Зейнеп снова заплакала. Командующий не стал спрашивать, почему она плачет, и молча продолжал ее обнимать. Разве не признавался он, сохраняя молчание, что знает о чем-то ужасном? Они уснули, потому что им очень хотелось уснуть. Уже ближе к утру сквозь сон обоим послышались какие-то крики с набережной. Но эти двое видели такие страшные и странные сны, что посчитали крики частью кромешного кошмара, творившегося в их головах.

Когда шум на время прекратился, Командующему показалось, что сейчас он умрет от тоски. После стольких трудов, тягот, боев и скитаний из города в город ему отмерили всего два с половиной месяца счастья. О Аллах, так мало! Если Зейнеп больна, это конец всему. Умрут не только жена и ребенок в ее животе, но и, скорее всего, он сам. И это, как ни жаль, могло означать конец мингерской нации! С улицы снова донеслись крики, но ужасные мысли, мучившие Командующего, не давали ему толком сосредоточиться на том, что бы это могло значить, и он снова уснул – или же убедил себя в том, что спит.

Проснулся он оттого, что лежавшую в его объятиях жену била дрожь. Командующий знал, что такое случается у больных чумой, когда растет температура. Он еще крепче, изо всех сил обнял жену, как будто мог тем самым умерить дрожь. От этого им обоим стало еще сложнее делать вид, будто они не знают, что Зейнеп больна.