— Ка-ша! Чтобы полную тарелку съел! — погрозила она пальцем. — И вещи в стирку отнеси, они пахнут болотом!
Слава поднял вверх большой палец.
Когда мамины шаги стихли за входной дверью, Белкин, наконец, вылез из-под одеяла, быстро собрался, запихнул свою вчерашнюю одежду в большой холщовый мешок с нарисованным на нём красным маркером номером квартиры и вышел из дома.
На улице было совсем по-летнему: празднично солнечно и беззаботно радостно. Казалось, что вчерашний ураган, припугнув жителей города, побушевал лишь на окраине, а сам Васильевск обошёл стороной.
Малышня у подъезда рисовала мелками на асфальте, соседи устанавливали деревянное пугало на клумбе с цветами, кто-то торчал ногами из-под старенького легкового автомобиля и гремел инструментами.
Воздух ещё не прогрелся, но уже замечательно пах свежей травой, ярко-салатовыми молоденькими листиками и горчил одуванчиками.
В доме, где жили Белкины, как и во всех пятиэтажных домах Васильевска, была устроена большая постирочная, которая располагалась в подвале, и к ней вела отдельная дверь. Славе нужно было отнести туда мешок с одеждой и оставить его рядом с такими же соседскими, чтобы вечером мама принялась за стирку.
Но сначала он отвлекся на пугало (оно получилось смешным, а не ужасающим: в огромной соломенной шляпе с оранжевой лентой), потом постоял у грузовика, попрыгал в классики с малышами, поглазел на воробьёв, таскающих хлебную корку по двору, и очнулся, когда в кармане кофты внезапно заёрзал и зазвонил телефон.
— Белкин! — закричал из него Толя, когда Слава нажал на клавишу со значком трубки. — Ты где?
— Дома.
— Время видел?
— Да, — ответил Слава и потёр правое ухо, — я быстро! Вещи закину и к тебе.
— Быстрее! — выкрикнула трубка, и в ней раздались короткие гудки.
Белкин подбежал к постирочной, рванул на себя старую деревянную дверь, влетел внутрь, запнулся о порог и растянулся во весь рост на ступеньках. Мешок с одеждой выскользнул, пролетел вперёд и скатился по лестнице к стоящим рядком стиральным машинам.
«Уффф…» — выдохнул Слава, поднялся c пола и отряхнул пыльные колени. — «Если бы оно тут все разлетелось…»
Он прикрыл за собой дверь, осторожно, цепляясь рукой за железные перила, спустился вниз и поднял мешок. Осмотрелся.
Слава бывал здесь не часто. Обычно в подвал приходили взрослые, чаще всего мамы или бабушки, устраивали большие стирки и уже чистое бельё звали поднять мужчин: корзины с мокрыми вещами были очень тяжёлыми. Но если надо было принести пару-тройку вещичек, то помогали дети. Вещи складывали в специальные мешки, на которых ярко и крупно писали номера квартир, крепко завязывали и оставляли у пустой стены, чтобы те никому не мешали.
В этом небольшом и тёплом помещении почти всегда было светло. Утром и днём свет проникал с улицы через три небольших зарешёченных окошка, и его хватало, чтобы рассмотреть номер квартиры на мешке, не спутать свой с чужим, заправить стиральную машину порошком и выйти на улицу. Вечерами или короткими зимними днями сразу при входе щёлкали выключателем, который зажигал единственную лампочку в центре низкого потолка.
По всему периметру пола тянулась длинная узкая труба центрального отопления, выкрашенная в тот же унылый серый цвет, что и стены. Несколько раз она лопалась, постирочную заливало кипятком, и местная ремонтная бригада позже долго откачивала воду из подвала. Потом помещение нужно было проветривать, открывая не надолго входную дверь, но жители то ли забывали это делать, то ли ленились, вода разрушала краску, испаряясь, каплями висела на потолке, со штукатуркой падала вниз и превращала постирочную в самый настоящий парник: хоть шампиньоны разводи, хоть лук выращивай или помидоры.
Сегодня здесь тоже было влажно: то ли кто-то тащил дырявый таз с плохо отжатыми выстиранными вещами, то ли сквозь решётки залетал вчерашний дождь: весь пол был в небольших лужах, и в одной из них искупался мешок.
Слава держал его в вытянутой перед собой руке и смотрел, как с потемневшей ткани одна за другой капают, разбиваясь в пыль о бетонный пол, водяные жемчужины. Зрелище гипнотизировало! И если бы не телефонный звонок, на который следовало ответить, Белкин ещё долго стоял бы на одном месте и наблюдал за перемещением капель воды.
Трубка опять закричала Толиным голосом, Белкин опять сказал «я быстро», швырнул мешок к стене и уже собирался бежать к лестнице, как заметил, что верёвка на нём развязалась и часть вещей валяется рядом на полу.
Слава бросился к мешку и начал запихивать в него уже не совсем белую рубашку, майку и школьные брюки, в которых вчера попал сначала в реку, а потом — под дождь.
В этот момент кто-то открыл дверь в подвал, впустил сначала немного свежего майского воздуха, а потом — себя, увидел копошащегося на полу постирочной ребёнка и громко кашлянул, чтобы привлечь его внимание.
Слава поспешно поздоровался, затянул потуже верёвку и побежал к лестнице. Пнул мысом ботинка какой-то небольшой тёмный камень (тот отлетел к стене и провалился за трубу отопления) и, перепрыгивая через одну ступеньку, оказался наверху, у выхода.
«Драсьте», — Слава поприветствовал соседку с третьего этажа и, наконец, выскочил во двор.
