Белкин выскользнул из маминых объятий и просочился в квартиру: было неуютно стоять на лестничной клетке, зная, что из-за соседних дверей на тебя таращатся десятки глаз.
— Я спать, ладно? — он стянул ботинки, в которых всё ещё хлюпала вода, там же, в коридоре, оставил верхнюю одежду и, поцеловав маму, прошёл в свою комнату.
— А поесть? — крикнула мама вдогонку. — И почему ты ни разу не позвонил? Я тебе миллион сообщений оставила! На улице шторм, а мой единственный сын…
— У меня телефона не было, — ответил Слава и полез под диван, — я его утром выронил. Помнишь? Ты сама кричала: «Средства коммуникации, средства коммуникации, обойдёшься..!»
— Не дерзи! — мама встала в дверном проёме. — Бутерброд съешь.
Она прошла в комнату, поставила тарелку с хлебом и колбасой на письменный стол.
— А чай? — спросил Слава уже из-за дивана.
— Погоди, сейчас принесу.
Какое-то странное чувство нереальности и невозможности того, что произошло за сегодняшний день, заставляло Белкина гонять по кругу одни и те же мысли. Спор с Толиком, договор, найденный странный камень, рассказы работницы кафе-кондитерской о появлении в их городе динозавра — что это? Разыгравшаяся фантазия?
Как могло случиться, что животное, вымершее миллионы лет назад, именно сегодня залезло в «Объедение»? А было ли оно вообще, это существо? И стоит ли сейчас звонить Толику и рассказывать ему об этом? Да он посмеётся, как смеялся над пластилиновыми поделками, спросит, где доказательства. А доказательств нет… Надо идти самому, а не ждать от кого-то помощи, ведь договор написал и подписал сам, никто не заставлял.
Слава поставил выпавшую из гнезда батарейку на место и нажал кнопку включения телефона. Через две секунды медленно разгорелся небольшой экран, на нём сначала появились слова приветствия, а затем стали выскакивать текстовые сообщения и сведения о пропущенных звонках. Белкин отложил в сторону аппарат.
— Чай, — в комнату вошла мама. — Стол разбери, а то чашку ставить некуда.
Слава кивнул, подошёл к своему столу и осторожно отодвинул на край коробку с пластилином и начатыми фигурками.
— Мам, ты веришь в чудеса? — он взял протянутую чашку.
— Нет, сын, — она улыбнулась немного грустно, как показалось Белкину, — в чудеса — нет. В сказки раньше верила.
— И что?
— Ничего… — вздохнула. — Самое главное, что у меня есть ты, сын, — она поцеловала его в макушку. — Можешь сегодня подольше не спать. Но только в рамках разумного!
Слава кивнул и взял с тарелки бутерброд.
— Толе позвони, он меня сегодня замучил, — мама ещё раз поцеловала Белкина в макушку и вышла из комнаты.
Слава прикрыл за ней дверь и дрожащими рукам взял телефон.
«Не спишь?» — настучал сообщение.
«Нет, звони», — прилетело в ответ.
— Обалдеть! — закричала трубка Толиным голосом через минуту. — И почему меня там не было?
— Ты мне веришь? — удивился Белкин.
— Нет, — ответила трубка, — пока сам не увижу, даже не подумаю! Или ты всё выдумал?
— Не выдумывал я ничего! Я докажу!
— Тогда завтра жду тебя на нашем месте. Ровно в девять. Нет, — Толя сделал паузу, — лучше в десять, суббота всё-таки, мама оладушки обещала на завтрак.
Слава нажал на телефоне кнопку выключения и бросился лицом в подушки.
«А если всего этого не было, если я сам всё это выдумал, если это чья-то шутка? Переоделись в костюмы и ну меня разыгрывать…» — засыпая, он крутил в голове похожие друг на друга вопросы, но в тот вечер ни на один так и не смог придумать ответ.
Глава тринадцатая
Постирочная
Галина Белкина, мама Славы, на завтрак приготовила такую огромную кастрюлю геркулеса, чтобы сразу хватило на обед, и ужин, и завтрак следующего дня.
Аромат каши постепенно пробирался из кухни в детскую комнату, длинной прозрачной лентой стелился по полу и, по мнению мамы, проникнув под дверь, должен был поднять ребёнка с постели в хорошем настроении (сын же ещё не знал, что геркулес придётся есть и завтра тоже).
Но Слава лежал на диване, положив под голову свёрнутую в ролик плоскую подушку, слушал запах овсянки, который для него не был синонимом чудесного завтрака, и вращал глазами. Нельзя сказать, что это доставляло удовольствие, однако, было забавно наблюдать, как кружится небогатая обстановка детской комнаты: простой деревянный стол с двумя выдвижными ящиками и три невысоких этажерки с книгами. Диван, который вчера вечером Слава не стал раздвигать, не кружился, но от любого движения, более мощного, чем вращение глаз, начинал скрипеть и этим извещал маму о том, что сын проснулся и сейчас заглянет на кухню.
А вставать Белкину не хотелось. Во-первых, он терпеть не мог любые каши, не только овсяную, во-вторых, сегодня суббота: можно подольше поваляться под одеялом, о чём-нибудь помечтать или просто смотреть в потолок. В школу же идти не надо!
У мамы были иные планы на этот день, поэтому она всё громче звенела чашками, грохотала ложками и даже разбила блюдце. В конце концов, её терпение треснуло, затем лопнуло, она распахнула дверь в детскую и, увидев, что Слава уже не спит, сказала, что ждать его больше не может и убегает по делам.
«Отлично», — подумал про себя Белкин и так широко улыбнулся, что мама сразу всё поняла.
