Чистое золото - [26]

— Кычаков считает, что наша школа неплохо справляется с культработой, — вставил Илларион.

— Я бы тоже просила оставить меня на работе, — сказала Тоня. — Я ее люблю, привыкла… Обещаю, что занятия не пострадают.

— Правильно! Верно! Оставить Кулагину! — закричали комсомольцы.

— А справишься, Тоня? — заботливо спросила Надежда Георгиевна.

Тоня знала, что Сабуровой самой не хочется лишаться ее как помощницы, и улыбнулась старой учительнице:

— Справлюсь непременно!

— Помни, что слово дала! — сурово заметил Митя, совсем как Илларион.

Собрание кончилось. Ребята с шумом и песнями выходили из зала. В сутолоке Тоня с трудом отыскала Лену Баранову.

— Слушай, Леночка, ты доклад о советской литературе когда должна в общежитии делать?

— Ой, скоро уже, Тоня! — испуганно ответила Лена. — А я не готова.

— Уступи его мне. Я тебе дежурство на елке уступила.

— Да пожалуйста! — обрадовалась Лена. — Мне так некогда сейчас, так некогда!

— Ну вот и хорошо!

Тоня решила немедленно доказать товарищам, что сможет и хорошо заниматься и попрежнему вести культработу. Пусть этот доклад будет пробным камнем.

Думая о предстоящем докладе, она вышла из школы со своими подругами.

Короткий зимний день уже потускнел. На дворе школы ярко горел фонарь. Было морозно.

— Идемте скорее! — воскликнула Лиза. — Дома-то тепло небось!

Тоня и Нина тоже думали о теплом доме, обеде, собранном материнскими руками, и мирном вечере за учебниками. А Женя, остановившись на высоком школьном крыльце, почувствовала, как ей не хочется идти домой, где нет мамы, где темно и надо включить свет во всех трех комнатах, иначе будет казаться, что мама здесь и отдыхает у себя. Длинный зимний вечер трудно пробыть одной.

— Папа не раньше семи придет, — тихо сказала она.

— Ты что, Женечка? — не расслышала Тоня и, оглянувшись на подругу, мгновенно поняла. — Ты, может быть, к нам пойдешь? Мама рада будет, я тебе ягнят покажу. Смешные такие! Позанимаемся вместе.

— Да нет, Тося, — вздохнув, ответила Женя, — мне нужно дома быть к папиному приходу. Он не любит один…

— Двадцать раз вернуться успеешь, пока Михаил Максимович придет! — перебила Лиза. — Ах ты, бешеный парень! Что делает!

Это восклицание относилось к младшему Моргунову. Степа до сих пор околачивался на школьном дворе, хотя младшие классы давно кончили занятия. Бой, начавшийся в первое после каникул утро, затянулся надолго. Аккуратные насыпи снега, возведенные заботливым Мухамет-Нуром, школьным сторожем, рухнули и засыпали чистую дорожку. Мальчики, потные, красные, бестолково галдели, обсуждая какие-то тонкости игры. Среди них топтался Степа. Он был без шапки и ежеминутно наступал на длинный зеленый шарф, сползший с его шеи и одним концом зацепившийся за крючок ворота.

К ребятам спешил Мухамет-Нур. На его лице были отчаяние и негодование.

— Зачем так делать? — восклицал он. — Степа Моргунов, я тебе говорил «иди домой» или нет? Ты разве мальчик? Ты ненормальный человек! Мать скажет: «Это не мой сын!» Валенки портил, шапку терял…

Лиза прервала сетования Мухамета. Она подобрала Степину шапку, черневшую в сугробе, нахлобучила ее на голову мальчику, энергично замотала ему шею шарфом и крикнула:

— Сию минуту все по домам!

Ребята врассыпную бросились к воротам. Мухамет, тяжело вздохнув, снова взялся за лопату.

— Испортили вашу работу, Мухамет, — ласково сказала Тоня.

— Молодой еще, — ответил уже спокойно сторож. — Уроки слушать тяжело, бегать охота… Конечно, скучный ребенок тоже нехорошо. Вроде как больной… Ну, этот Степа очень веселый. Чересчур веселый… Даже не знаешь, что хуже.

Девушки посмеялись добродушию Мухамета и вышли на улицу.

— Ишь, улепетывает! — сказала Лиза, показывая на мчавшегося по дороге Степу, и сейчас же обратилась к Тоне: — Антонина, ты вот меня за Маню ругаешь, а зачем сама на Тольку накинулась? И Татьяну Борисовну так защищаешь… Неужели потому, что она у вас живет?

— Что ты! Мы даже ни разу не разговаривали как следует.

— Ну? А я думала, может, подружились очень…

— Да нет… Я ведь понимаю, что ребята правильно говорят…

— А почему же ты наперекор?

— Видишь, — нерешительно начала Тоня, — я из-за Надежды Георгиевны. Ведь плохую учительницу Надежда Георгиевна не выписала бы к нам, правда? Значит, наверно мы сами еще не разобрались. Все наладится. Надо только это настроение у ребят перебить. Надежде Георгиевне неприятно будет.

— Ну при чем тут Надежда Георгиевна? Ты просто нам рты зажимаешь!

— Я только хочу, чтобы ваши рты не болтали много прежде времени. Не может быть, чтобы Надежда Георгиевна ошиблась.

— Тоня всегда о других думает, — сказала Женя. — Меня иногда даже смущает такое отношение…

— Здравствуйте, Евгения Михайловна! — Тоня дурашливо поклонилась Жене. — Очень рада слышать, что после стольких лет дружбы вас смущает мое отношение.

Женя слабо улыбнулась этой выходке, и Тоня обрадовалась, увидев улыбку на бледном лице подруги.

— Подожди, не дури. Я правда часто думаю, что если ты решила, как надо поступить, так и будешь действовать, хотя необходимости в этом никакой нет….

— Выражайся точнее, Женечка. Приведи конкретный пример, как говорит Петр Петрович.