«Чингизово право». Правовое наследие Монгольской империи в тюрко-татарских ханствах и государствах Центральной Азии (Средние века и Новое время) - [92]
Механизмы использования «чингизова права» иранскими правителями, выявленные В. Ф. Минорским, оказались близки тем, которые применялись и в Средней Азии. Поэтому его наработки применяли также и исследователи экономической истории и актовых материалов постчингизидских государств в Средней Азии и Индии, речь идёт о государстве Тимуридов и империи Великих Моголов, в значительной степени являвшейся преемником тимуридских традиций. Соответственно, работы Минорского использовались такие исследователи истории государства Тимуридов, как А. Егани[882], Р. Г. Мукминова[883], М. Субтелни[884]. Опираясь на результаты исследований В. Ф. Минорского, проводит различия между институтом суюргала в Центральной Азии и Индии эпохи Великих Моголов К. А. Антонова[885]. А К. З. Ашрафян пользовалась не только работами В. Ф. Минорского, но и его рекомендациями при написании своей монографии «Феодализм в Индии» [886]. М. А. Абдураимов использовал опубликованный В. Ф. Минорским сефевидский трактат «Тазкират ал-мулук» для сравнения традиций землевладения и земельно-правовых отношений в Иране эпохи Сефевидов и современном ему Бухарском ханстве Шайбанидов и Аштарханидов (в т. ч. и заимствований из чингизидского права в опыте обоих государств) [887].
Таким образом, во многом благодаря научно-исследовательской деятельности В. Ф. Минорского мы имеем возможность убедиться, что «чингизово право» не прекратило существования даже в тех странах и регионах, где к власти приходили династии, не претендовавшие на преемство от Чингизидов и даже, более того, явно противопоставлявшие им собственную государственность и право. Это даёт основание утверждать, что, несмотря на довольно специфический характер чингизидских государственных и правовых принципов, институтов и норм, они оказались довольно эффективными в практическом отношении и органично вписались в правовое развитие многих стран и регионов, включая и те, которые, строго говоря, не относились к тюрко-монгольскому миру. Вместе с тем, нельзя не принять во внимание, что и султаны Ак-Коюнлу, и шахи Сефевиды имели тюркское происхождение и, возможно, именно в связи с этим были готовы опираться на институты «чингизова права», официально признаваемого ими чуждым и даже враждебным. Есть основания полагать, что если бы они были персами, то их политика в отношении чингизидских институтов в Иране была бы куда более жёсткой и бескомпромиссной. Это лишний раз убеждает нас в том, что чингизидское законодательство являлось общим для всех тюркских (равно как и для некоторых монгольских) народов и государств, опираясь на их древние традиции.
§ 8. Чингизидские правовые традиции в Казахстане кон. XVIII — нач. XX в.: сохранение, угасание, возрождение
Практически не подлежит сомнению, что «чингизово право» как самостоятельная правовая система, к тому же занимавшая ведущее положение в чингизидских государствах, практически прекратила своё действие с распадом государств имперского типа — государства Ильханов, империи Юань, Чагатайского улуса, Золотой Орды. Выше мы проследили, что некоторые правители сохраняли отдельные её элементы, другие же, претендуя, в свою очередь, на имперский статус, старались восстановить её базовые принципы и основные правовые институты. В таком виде «чингизово право» существовало ещё в течение нескольких веков, пожалуй, оказавшись наиболее долговечным в Казахстане, который начиная с 1731 г. (когда хан Абулхаир впервые признал русское подданство) всё более тесно интегрировался в российское имперское правовое пространство. Тем не менее российская власть прекрасно понимала, что казахское общество имело свою специфику, а потому в течение довольно длительного времени не отважилась на полное вытеснение местных политико-правовых традиций, включая и те, которые были унаследованы казахскими правителями от ханов Золотой Орды.
Применение чингизидского права в Казахстане проявлялось в двух аспектах — формальном (сохранение источников права) и материальном (действие конкретных правовых норм). Таким образом, ещё в XVIII–XIX вв. казахи применяли нормы права Чингизидов имперского периода.
Как известно, основными источниками чингизидского (имперского) права являлись древнее право торе, Великая Яса Чингис-хана и ярлыки ханов как независимых монархов. Яса Чингис-хана как источник, регулирующий статус правителей империи и взаимоотношения имперского правительства со своими подданными, оказалась неактуальна для казахских ханов, не имевших имперских амбиций (каковые проявляли, например, ханы Бухары, ещё в XVI–XVII вв. применявшие отдельные положения Ясы). В отличие от свода законов Чингис-хана, ханские ярлыки издавались и казахскими ханами в XVII–XVIII вв. — например, одну из так называемых «сыгнакских грамот», обнаруженных В. В. Бартольдом в 1902 г., приписывают казахскому хану (или султану) сер. XVII в.[888]; по некоторым сведениям знаменитый свод законов Тауке-хана (1680–1715) «Жетi жаргы» («Семь установлений») именовался также и «Жеты Жарлык», т. е. «Семь ярлыков (указов)»
