Четыре туберозы - [75]

Лампады зажгла богомольно,

Людям желала помочь

Молитвой престольной.

Но князь на пиру меж друзей

Всё грезил о вещей загадке,

Вздымая грудью своей

Мантии пышные складки.

И только раз на пиру

Он поднял орлиные очи

И жадно внимал гусляру,

Как внемлют видению ночи.

Песнь гусляра

«Как уснут все люди[126]

Мёртвым, тяжким сном, —

Божья воля буди

На сердце моём.

Я, покинутый мирами,

Вам о свете говорю

И бессмертными словами

Предвещаю вновь зарю.

Вам не внятен свет великий

Между снами темноты:

Часто цепкой повиликой

Роз заглушены кусты.

Но под ней живая сила

Бьёт живительным ключом;

Розы ранняя могила

Оживёт пред вешним днём.

Так и вы, слепые люди,

Возродитесь после смерти.

Божья воля буди!

Слову песни верьте!»

Так спел неизвестный гусляр…

Прекрасную голову клонит.

Открыл ему многое песенный дар,

Но смысл его песни не понят!

……………………………

И утром верных своих

Князь созвал снова на вече:

«Покиньте жён молодых,

Идите со мною на сечу!»

Трепет недавний забыт,

Пред славой бесследно он канул.

И каждый о верный свой щит

Рукой испытанной грянул,

Как сизый матёрый орёл,

Привыкший бороться с ветрами,

Князь рать на победу повёл…

И шли ряды за рядами.

Песнь похода

Проснулся свет

Над станом врагов.

Сечи привет!

Вся к биться готов.

Дружный звон

От броней живых.

Идёт миллион

Бойцов удалых.

Мы в сечу идём,

Мы встали от сна,

Мы песни поём, —

Заря — как весна!

Щит о щит.

Меч о меч!

Ветр свистит!

Дышит сечь!

Смерть и плач,

Крик и смех!

Всяк палач!

День потех!

ГЛАВА II

Войска проходили по множеству стран,

Раздвигая победные грани.

Под столицами вражьими ставили стан,

Налагали нещадные дани.

Но был ненасытен водитель их, Князь.

И отдых ему был неведом[127],

Какою-то жаждой безумной томясь,

Спешил он к новым победам.

За войском кровавый и огненный след,

Убийство, проклятия, горе…

Но вот и пути им свободного нет:

Пред ними свирепое море.

Но есть же за далью туманов и гроз

Безвестная, новая суша!

Туда своим криком зовёт альбатрос.

Призыв его радостный слушай!

И Князь поспешает на борт корабля.

Вот преданы ветрам ветрила.

И слышит могучих чужая земля.

Её попирает их сила.

Навстречу войскам надвигаются сны

Каким-то тяжёлым кошмаром,

Смелые дети безвестной страны

На удар отвечают ударом.

Сам Князь в упоенье желанной борьбы

Летит перед сомкнутым строем.

И радостен голос военной трубы,

Сменяемый яростным воем.

Но всюду, отвсюду враги и враги

Идут, наступают как волны,

Всё звонче, всё громче, как громы, шаги[128],

Но грозно ряды их безмолвны.

И снова, как в вечных зыбучих песках,

Напрасны и доблесть, и сила.

По войску прошёл торжествующий страх…

Все поняли, — здесь их могила!

Бегут… и напрасно, зовя и трубя,

Князь образумить их хочет;

Исполненный веры в судьбу и в себя,

Напрасно победу пророчит.

И сзади тяжёлый удар топора

Его повергает на землю.

«Не верю! Ужели настала пора?

Воистину ль смерть я приемлю?

Итак, мой старик, ты неправ, ты солгал!

Я не был небесный избранник!

Напрасно тебе я поверил, искал!

Умру на чужбине, как странник!»

И очи покрыл ему влажный туман,

И дух его, волю почуя,

Метался, желаньем глухим обуян,

Пугаясь, желая, тоскуя…

Но голос внезапный раздался: «Восстань!

Ты смерти ещё не достоин.

Не эта тебе предназначена брань,

Не здесь будешь биться, как воин».

Князь голос узнал своего старика,

И пламя влилось ему в жилы.

И встал он, исполнен, как юноша, силы,

Готовый искать и бороться века!

……………………………

Он встал с кровавой земли,

Он встал, огляделся кругом.

В тумане, чуть зрима вдали,

Пустыня лежала в венце золотом.

Она улыбалась на кровь и на смерть,

Улыбалась, как мать на ребёнка.

Над Князем дышала небесная твердь,

И жаворонок в небе плакался звонко.

И опять стоял перед ним

Старик с тяжёлой клюкою.

Лик, прозрачный, как дым,

Был исполнен волей живою.

И Князь, узнавши его,

Упал перед ним на колени

И молвил: «Скажи, отчего

Желаньям нет утолений?

За путями всегда есть пути,

Всегда есть сильнейший над нами,

Как силу твою мне найти?

Себя оковать ли цепями!»

Губами чуть внятно шурша,

С глубокой улыбкой во взоре,

Уверен в словах, не спеша,

Старик отвечал ему: «Горе!

Познай, не однажды текло

Земное твое прозябанье.

В душу тебе налегло

Много былого сознанья.

Ища и стремясь, ты не знал,

Что свершаешь волю былую:

Былого врага ты искал,

Теперь я его указую.

Как чёрный, холодный упырь,

Гоним мучительным страхом,

Дух сильный влетел в монастырь

И в нём поселился монахом.

К нему ты, избранник, придёшь,

Как нищий с святою мольбою

Под рясой предательский нож

Внезапно блеснёт пред тобою.

Ты Демона тело разрушь,

Отдай себя в грешные руки,

И станешь властителем душ,

Пройдя непомерные муки.

Тогда ты увидишь меня,

Меня ты забыл, но мы братья!

И в борьбе за сияние дня

Мы раскроем объятья…».

Князь слушал… Внезапно старик

Разлился в сребристом сиянье,

И старый пергаментный лик

Уплыл от него, как мечтанье.

………………………………

И Князь пошёл по пустыне,

Признав ту волю своей[129];

Товарищей прежних отвергнув, отныне

Он жаждал исполнить веленья теней.

И дни проносились над ним

И жгли его огненным жалом.

И ночи с лобзаньем святынь

Склонялись над Князем усталым.

И чахлые корни земли,

Желая от смерти Предтечу спасти,

Из песчаных груд проросли,

Ложились ему на пути.

И много мучительных дней

Горячими шёл он песками,

И много бездомных теней

Духовными видел очами.

ГЛАВА III