Четыре Призрака из «Гамлета» - [10]

Рядом с ними стоял Фрэнсис Фарли Скотт в похожем облачении — без доспехов, но в просторном плаще, скрывавшем костюм короля, и в намного более эффектном, чем у Джона, шлеме.

Их силуэты были едва различимы в полуночном свете тусклых синих прожекторов. Кроме нас пятерых, я не увидел никого на этой стороне сцены.

Ф. Ф. с надрывом утверждал, что ему должны дать роль Призрака, а не только Клавдия, потому что он знает ее лучше Джона и еще — это очень важно — способен как следует подделать голос Гатри, ввести в заблуждение его детей и, возможно, сохранить их иллюзии насчет старика. Сквозь дыру в занавесе Сибил увидела их и всех вчерашних гуляк, а также новоприбывших. Они заняли всю середину второго, третьего и четвертого рядов, взволнованно переговариваясь и сияя от предвкушения. Гарри Гроссман, сидевший в зале, подтвердил это.

Я видел, что Ф. Ф., крайне раздражавший Босса, сумел посеять в нем зерно сомнения. Именно такими сентиментально-героическими доводами Ф. Ф. прикрывал свою ненасытную жажду личной славы. Вполне вероятно, он и сам в это верил.

Джон Маккарти просто был готов делать то, что скажет Босс. У него нет особых устремлений, разве что следить за своим сном и за каждым потраченным пенни, зато есть природный дар — изображать на сцене эмоции, которых он не испытывает.

Босс жестом велел Ф. Ф. замолчать и приготовился вынести решение, но вдруг я заметил на этой стороне сцены шестого человека.

Во вторых кулисах, позади нашей компании, стояла темная фигура, похожая на замотанную в мешковину рождественскую елку с большим шлемом на верхушке: форма его угадывалась, несмотря на покрывало. Я схватил Босса за руку и молча указал на фигуру. Босс проглотил витиеватое ругательство, бросился к ней и прошипел:

— Гатри, ах ты, старый козел! Сможешь выступать?

Фигура утвердительно хмыкнула.

Джо Рубенс скривился, как бы говоря мне: «Шоу-бизнес!» — схватил копье с реквизиторского стола и поспешил через сцену, чтобы выйти в роли Марцелла — за миг до того, как взвился занавес и прозвучали первые строки пьесы, тревожные, нагнетающие таинственную атмосферу, сперва громкие, затем стихающие от невысказанного мрачного предчувствия.

— Кто здесь?

— Нет, сам ответь мне; стой и объявись.

— Король да здравствует!

— Бернардо?

— Он.

— Вы в самое пожаловали время.

— Двенадцать бьет; иди ложись, Франсиско.

— Спасибо, что сменили; холод резкий, / И мне не по себе.

— Все было тихо?

— Мышь не шевельнулась[9].

Джон Маккарти пожал плечами и сел. Ф. Ф. последовал его примеру, сжимая кулаки от злости. На мгновение мне показалось очень забавным, что два Призрака из «Гамлета» вынуждены сидеть в кулисах и смотреть на третьего. Я снял пальто и перекинул его через левую руку.

Первые два раза Призрак появляется безмолвно: просто выходит на сцену, показывается солдатам и удаляется. Тем не менее в зале явственно раздался тихий шелест аплодисментов. По-видимому, сидевшие в середине второго, третьего и четвертого рядов приветствовали своего героя-патриарха. Как бы то ни было, Гатри не упал и шел довольно ровно — подвиг, достойный аплодисментов, если бы кто-нибудь из зрителей знал, сколько выпивки плескалось в Гатри. На его плечах словно сидел злой демон с бочонком вместо живота.

Все хорошо, вот только он забыл включить зеленую лампочку внутри шлема. Не слишком большое упущение, по крайней мере для первого выхода. Когда Гатри вернулся и направился в темный угол кулис, я бросился к нему и шепотом сказал об этом. В ответ он обдал меня запахом виски сквозь мутную пелену марлевки и три раза утвердительно хмыкнул: да, он в курсе; да, лампочка работает; да, он включит ее в следующий раз.

Сцена закончилась, и я побежал на другую сторону, пока меняли декорации: следующей был парадный зал в замке. Мне хотелось избавиться от пальто. Джо Рубенс перехватил меня и сказал, что у Гатри не горела зеленая лампочка. Я ответил, что уже позаботился об этом.

— Где он прятался, пока мы его искали? — спросил Джо.

— Не знаю.

К этому моменту уже началась вторая сцена. Ф. Ф., сбросив плащ Призрака, как обычно, играл короля (одна из его лучших ролей), а Гертруда Грейнджер — свою тезку, королеву, и выглядела рядом с ним очень величественно. Под аплодисменты — на этот раз хлопали везде — Босс, в черном дублете и чулках, начал примерно в семисотый раз играть одну из самых объемных и содержательных ролей Шекспира.

Моника по-прежнему сидела на сундуке рядом с распределительным щитом. Мне показалось, что она выглядит бледнее обычного, несмотря на грим. Я сложил пальто, молча уговорил Монику использовать его в качестве подушечки, и сел рядом. Она взяла меня за руку, и мы стали смотреть пьесу из-за кулис.

Через некоторое время я прошептал, слегка сжав ее руку:

— Тебе лучше?

Моника покачала головой, наклонилась ко мне, почти прижавшись губами к уху, и прошептала, быстро и прерывисто, словно не могла держать это в себе:

— Брюс, мне страшно. В театр явилось нечто… Думаю, Призрака играет не Гатри.

— Да нет, это Гатри, — прошептал я в ответ. — Я с ним говорил.

— Ты видел его лицо? — спросила она.

— Нет, но чувствовал, как от него разит.