Бельзенский экспресс [Экспресс «Берген-Бельзен»]
Джордж Симистер наблюдал за языками синего пламени в камине, что извивались, как облитые спиртом и подожженные танцовщицы, и поздравлял себя с тем, что дожил до середины двадцатого столетия, ухитрившись остаться в стороне от военной службы, спасения мира и вообще любых действий, способных помешать зарабатывать деньги и наслаждаться ими. Снаружи моросил дождь, к городским окраинам подступала гроза, и от резких порывов ветра в дымовой трубе возникал звук, подобный скорбному плачу горлиц. Симистер повозился, умещаясь на толику дюйма поудобнее в кресле, и пригубил разбавленный скотч — у него была тяга к самым дешевым сортам спиртного. Он сызмальства не отличался крепким здоровьем, и с ранних лет некоторые вкусы и запахи в сочетании с болезнью сердца приводили к потере сознания.
Раскрытая на коленях газета начала было сползать на пол, но Симистер ее вовремя подхватил и пробежался взглядом по полосам. Один заголовок сообщал, что в Праге восстание, как в Венгрии в 1956-м. «Проклятые славяне», — пробормотал Симистер, а когда увидел следующий заголовок, о стычках на израильской границе, добавил: «Проклятые евреи» — и бросил газету. Снова глотнул виски, зевнул и залюбовался тем, как язычки синего пламени, эти стройные девичьи фигурки, испуганно трепещут, прежде чем превратиться в белых дымных призраков. Тут раздался стук в дверь.
Симистер вздрогнул, выбрался из кресла и с угрюмым видом направился к входной двери. Недавно соседские дети принялись его изводить — должно быть, потому, что его дом выглядел самым ухоженным во всем квартале. Ну, всякие звонки в дверь, непристойности на заборе и тому подобное. Да какие они дети! Великовозрастные балбесы, по которым плачут трепка и полиция! К тому моменту, когда достиг двери, он успел по-настоящему разозлиться, вот и распахнул ее рывком. Никого, лишь мрак и сырость.
Порыв студеного ветра швырнул ему в лицо горсть капель. Может, послышалось и стука не было, просто треснула деревяшка в камине? Он закрыл дверь и направился обратно в гостиную, но маленькая стопка книг на высоком столе, небрежно закутанная в оберточную бумагу, заставила задержаться и состроить гримасу.
Эти книги несколько дней назад по ошибке доставил почтальон — адрес на посылке расплылся, ничего не разобрать. Пожалуй, при желании Симистер мог бы определить адресата (тот ведь явно проживал на этой же улице), но не хотелось потакать невежде, не умеющему пользоваться перьевой ручкой. Помимо адреса, ошибку выдавало и содержание посылки — верхней оказалась книга под названием «Искоренение свастики», прочие носили похожие названия, а Симистер категорически отказывался читать какие-либо опусы, посвященные раскапыванию фактов относительно давно забытого исторического казуса — нацистской Германии.
За этим неприятием таился глубоко спрятанный страх, который Джордж Симистер разделял с миллионами других людей, но в котором не отваживался признаться даже собственной жене. Это был напрочь оторванный от реальности и сугубо анахронический страх перед гестапо.
Возник сей страх еще до Второй мировой войны, когда из Германии начали поступать сообщения о преследованиях меньшинств и организованных бесчинствах. Словно нечто темное тянулось через Атлантику и угрожало жизни Симистера, его безопасности и уверенности в том, что страдать ему доведется разве что в больнице.
Разумеется, ползучая зараза не подобралась к Симистеру сколько-нибудь близко, зато сумела утвердить свою черную тиранию над его воображением. Целая череда кошмарных сцен исправно возникала перед его мысленным взором и преследовала длительное время. Все начиналось с грубого стука в дверь, с ударов сапогами и прикладами винтовок, а не кулаками и громогласного приказа: «Открывайте! Это гестапо!» Потом он внезапно оказывался среди отчаявшейся толпы, которую гнали к воротам, где происходило деление на остающихся в живых и приговоренных к немедленному уничтожению. А потом попадал в глухой кузов грузовика, битком набитый людьми — не пошевелиться. Грузовик куда-то ехал, останавливался, не выключая мотор, и сквозь щели в полу кузова, лениво протискиваясь между плотно спрессованными телами, в замкнутое пространство проникали выхлопные газы.
Вот и теперь, в полумраке прихожей, перед глазами вдруг пронеслась эта последовательность жутких сцен. Симистер тряхнул головой, как будто этим мог прогнать видения, и напомнил себе, что с гестапо покончено уже десять лет как. Почему-то захотелось бросить в огонь книги, причастные к возвращению этого кошмара наяву, но сразу на ум пришла практичная мысль: сжечь книгу не так-то легко. Поэтому он стоял и смотрел на стопку, болезненно возбужденный фантазиями о пытках и унижениях, концлагерях и лагерях смерти, сознавая, что еще долго не избавится от гнусного осадка в сознании. Накатило новое побуждение — схватить книги и швырнуть в мусорный ящик. Правда, для этого придется выйти на улицу и промокнуть. Ладно, завтра выкинет… Он поставил ширму перед камином, в котором дымились угольки, заставляя думать о крематории, и лег спать.