Четыре Призрака из «Гамлета» - [9]

Гилберт Ашер посмотрел на меня. В его глазах стояли слезы, а губы немного дрожали.

— Сам бы я не смог этого сделать, — продолжил он, — потому что в первом сезоне труппа меня недолюбливала. Я ко всем придирался, жестоко высмеивал актеров и еще не научился просить о помощи в трудный момент. Но Билли Симпсон сделал то, чего не мог сделать я, хотя ему пришлось выпить для храбрости. Обычно он не лезет в карман за словом, как тебе известно, особенно если человеку нужен доброжелательный слушатель. Но, видимо, если от него требуется что-то особенное, ему необходимо выпить, чтобы прийти в нужное настроение. Хотел бы я знать…

Он умолк, выпрямился перед зеркалом, принялся развязывать галстук и коротко бросил мне:

— Брюс, тебе пора одеваться. Проведай потом Гатри, хорошо?

У меня в голове крутились довольно странные мысли. Я поспешил по железной лестнице в гримерную, которую делил с Робертом Деннисом, нанес грим и надел костюм Гильденстерна как раз перед тем, как явился Роберт: он исполнял роль Лаэрта, выходил на сцену поздно и мог не спешить в театр, когда мы ставили «Гамлета». Кроме того, мы старались проводить как можно меньше времени вместе в гримерной, хотя не подавали виду.

Прежде чем спуститься, я заглянул к Гатри Бойду. Его не оказалось на месте, но свет горел, а деталей костюма Призрака видно не было — поди не заметь этот большой шлем! — и я предположил, что он спустился раньше меня.

До представления оставалось чуть больше получаса. В зале горел свет, занавес пока не подняли, на сцене зажгли больше огней, актеров было еще немного. Я заметил, что Реквик снова сидит в кресле за своим столом и выглядит примерно так же, как и в любой другой вечер. Возможно, выпивка была случайным отклонением, а не признаком кризиса в труппе.

Я не видел смысла искать Гатри. Когда он рано надевает костюм, то обычно стоит где-нибудь в темном углу, желая побыть в одиночестве — и отхлебнуть из бутылки, быть может? вот в чем загвоздка! — или навещает Сибил в ее гримерной.

Я заметил, что Моника сидит на сундуке рядом с распределительным щитом: в этот момент там было светлее всего. Она выглядела бесплотной и в то же время цветущей в светлом парике Офелии и своем первом по ходу действия костюме — светло-зеленом. Вспомнив свое обещание, сгоряча данное Боссу, я подскочил к ней и прямо спросил насчет доски Уиджа. Я радовался, что мне есть о чем поговорить с Моникой, кроме пьес, и не заботился о ее душевном спокойствии так, как следовало.

Она была в очень странном настроении, одновременно оживленная и отстраненная, взгляд блуждал между далеким, близким и очень далеким. Мои вопросы совсем не беспокоили ее и даже, казалось, радовали, но она, похоже, и вправду не знала, почему так испугалась, когда доска назвала последнее имя. Оказалось, она впала в подобие транса, работая с доской, и закричала прежде, чем толком осознала причины своего испуга, а затем, по-видимому, отключилась на несколько секунд.

— Скажу вот что, Брюс: я больше не буду работать с доской… по крайней мере, когда нас всего трое.

— Звучит разумно, — согласился я, стараясь не выдавать своего восторга.

Моника перестала оглядываться так, словно ожидала того, кто не играет в пьесе и не должен находиться за кулисами, взяла меня за руку и сказала:

— Спасибо, что пришел так быстро после всего этого… Я выставила себя полной идиоткой, когда закричала.

Я собирался развить успех и сообщить ей, что все время думаю о ней и поэтому пришел так быстро. Но тут ко мне подбежал Джо Рубенс — за ним шествовал Босс в черном одеянии Гамлета — и сообщил, что в театре нет ни Гатри Бойда, ни его костюма Призрака. Нигде.

Более того, Джо раздобыл у Сибил номера детей Гатри и позвонил им. По одному телефону никто не ответил, по второму какая-то женщина, вероятно служанка, сообщила, что все ушли смотреть на Гатри Бойда в «Гамлете».

Джо уже надел громоздкую кольчугу Марцелла — из посеребренного плетеного шнура, — и я понял, что искать придется мне. Я бросился наверх, схватил шляпу, пальто, часы и был таков. Роберт Деннис, правда, успел догадаться о моей миссии и посоветовал начать с самых паршивых баров — пропустить стаканчик-другой.

Я отправился прочесывать близлежащие бары, как обычно, переживая из-за своих лодыжек. Я утешал себя тем, что если встречу в одном из них пьянствующего Призрака отца Гамлета, никто не обратит внимания на мой собственный костюм.

Я вернулся к началу представления и уже не беспокоился о том, как выглядят мои лодыжки. Я не нашел ни Гатри, ни кого-нибудь, кто видел бы здоровенного, надравшегося — скорее всего, ирландским виски — мужика в длинном плаще и старинных доспехах, быть может, с призрачным зеленоватым отсветом на лице.

За занавесом увертюра подходила к своему зловещему финалу, огни за кулисами были погашены, но в левой части сцены, откуда выходил и куда уходил Призрак, приглушенные голоса вели бурный спор. Пробежав через темную сцену перед зубчатыми стенами Эльсинора с синей подсветкой, по-прежнему в пальто и шляпе, я увидел Босса, Джо Рубенса и с ними Джона Маккарти. Он надел темный плащ поверх доспехов Фортинбраса, набросил сверху зеленую марлевку и был готов выйти в роли Призрака.