Черновик человека - [33]

Отец готовит яичницу. Он спрашивает: хочешь с ветчиной или с помидорами? И добавляет: я плохо готовлю, но яичница – мое коронное блюдо. После завтрака он приносит ей альбом с фотографиями бабушки и дедушки, прадедов и прабабок. Он рассказывает историю семьи. Почти все они умерли в блокаду. Света не знает, что сказать на это. Она не узнает себя в этих лицах и ничего не чувствует. Если бы она любила отца, все было бы по-другому; но она любит не его.

На самом деле отец и Андрей были похожи. Оба худые, сутулые, в очках. Почему же она полюбила одного и не полюбила другого?

Она идет в кафе, садится на высокий стул, болтает ногами. Она заказывает молочный коктейль. Андрей дает ей коктейль и соломинку из пластмассы, но не говорит со Светой. Она пробует снова рассказывать о себе, но он почти не слушает. Она остается вечером, она помогает ему убираться, она надеется, что он снова поведет ее в подсобку.

Но когда они заканчивают уборку, он молча уходит домой. Она идет вместе с ним, до самого дома, она все время говорит с ним.

Он отвечает односложно, как будто ему все равно. Он самый жестокий человек в мире.

Света приходит в кафе каждый день. На ней короткая юбка и колготки в сеточку. Кофта съезжает с плеча. Света мажется губной помадой, завивает рыжие волосы, ну разве она не соблазнительна. Еще недавно ее любили тысячи людей, разве не может полюбить один? Ее замечают другие парни и спрашивают, сколько ей лет. Но она видит только Андрея. А Андрей смеется с другими девчонками. Не такими красивыми, как она, без помады, без колготок в сеточку, худыми и неизвестными девками, которые неизвестно зачем притащились в кафе-мороженое и отвлекают ее Андрея.

Почему ты не обращаешь на меня внимания?

Может быть, это только на несколько дней. Он просто хочет ее проучить за то, что тогда не осталась в подсобке. Это маленькое наказание, как шутка между возлюбленными. Скоро он перестанет дуться, скоро он снова пригласит ее остаться вечером, пригласит в подсобку.

Она сидит в кафе так долго, что Андрею приходится сказать ей: все, извините, мы закрываемся, прошу вас освободить помещение.

Света добывает номер его телефона (приходит в тот день, когда он не работает, и спрашивает у другого бармена: можно мне телефон Андрея? У меня для него кое-что есть. И подмигивает. И оттого, что она подмигивает, оттого, что появляется налет чего-то секретного, может быть, даже незаконного, другой бармен сразу соглашается дать номер телефона). По ночам, когда коммуналка спит, она пробирается в коридор и звонит Андрею. А когда тот сонным голосом произносит: «алле, кто это», она бросает трубку, как будто обжегшись.

Его адрес, номер его телефона кажутся ей магическим набором цифр и знаков.

Иногда она прячется у его подъезда, только чтобы увидеть, как он открывает дверь, или, застав момент, когда он выходит, пойти за ним по длинным и прямым улицам, куда бы он ни шел, ибо от его шагов преображается город, и вселенная преображается оттого, что существует Андрей.

* * *

Декабристы хотели устроить в России переворот, объясняет отец, многие из них жили за границей, видели революционную Францию. Другие служили в армии, прошли через другие страны и увидели, что там нет крепостного права. Они хотели, чтобы у России была Конституция. При перевороте нужно было убить императора. В знак того, что старое умирает, а новое рождается. Им не хотелось никого убивать, но они знали, без одной смерти никак не обойтись. Царь должен был умереть.

Умереть, вот что надо сделать. Она уже попробовала все: надевать блузку без рукавов, петь в кафе, курить сигарету. Не помогает. Умереть – это идея. Да, она уже потеряла все. Но она не могла потерять к тому же еще и Андрея: это уж слишком! Чаша переполнилась.

В этот день Света не пошла в кафе. Она ходила по квартире, слушала соседский телевизор, смотрела, как капает вода из крана на кухне. Пошла гулять. У стендов с расклеенными газетами толпились люди, пожирали глазами ровные строчки. Они говорили: перестройка, гласность, запрещенная литература, начали печатать, а вы читали то, а вы слышали это, Ясин, Рыбаков, Старовойтова, а что вы думаете по поводу Бродского, он заслуживает премии, а Чернобыль, а угон самолета… Света стояла рядом, пыталась слушать, пробовала читать. Буквы сливались в один сплошной ряд типографской краски.

Она вернулась в квартиру и заперлась в ванной с ножом. Смотрела, как теплой водой наполняется ванна. Завернув кран, наконец-то решилась, полоснула бритвой по запястьям и села в воду. Кровь текла очень медленно, но все же текла. Перед тем, как потерять сознание, она услышала, как сосед говорил отцу: ваша дочь там уже больше часа сидит, что за безобразие, эгоистка, другим тоже нужна ванная комната! Скоро выйдет, отвечал отец, оставьте девочку в покое, неужели не можете подождать?

Как это смешно, думал подросток, они спорят из-за ванной, когда я умираю.

В больнице ее спросили, отчего она резала вены. Ей было стыдно рассказать про Андрея. Отец плакал и говорил, что это ранняя слава ее довела, что переходный возраст, что у нее жестокая мать. Это правда? – спросил врач у подростка.