Черновик человека - [34]

Нет, ответила Света, чтобы отделаться от расспросов, я слышала голоса, голоса меня заставили.

В отделении психосоматических расстройств она подружилась с Катей и Машей. Втроем прятались в туалете и курили из окна. Катя и Маша советовали ей забить иголки под кожу или еще как-нибудь изувечиться, если вдруг ее захотят перевезти в психушку («тогда тебя здесь оставят и от ран будут лечить»). Они завивали волосы на бигуди и красились. Катя была слегка умственно отсталая, и это даже радовало Свету. Ей хотелось заявить отцу, матери, дяде Жене: да вот, я, гениальная Света Лукина, дружу с дебилкой. Ближе мне людей у меня не оказалось.

А ведь и правда, до Кати и Маши у нее никогда не было подруг. Да и потом, тоже много лет подруг не было. Сложно подруг заводить, когда ты была всем известная и когда жизнь у тебя совсем другая была, чем у обывателей. Обыватели это чувствуют. Катя и Маша этого не понимали, они были шпана, отребье, ничего не знали ни про стихи, ни про знаменитостей. И было с ними легко, как никогда раньше ни с кем не было.

У тебя есть парень? – спрашивали Катя и Маша на прогулке. Они поднимали бычки с земли и раскуривали даже самые маленькие окурки, придерживая их у губ двумя спичками. Есть, отвечала Света, его зовут Андрей, он скоро придет меня навестить.

В холле висел платный телефон. Света сжимает монету в потной ладони, потом наконец решается, опускает ее в телефон, набирает номер. Гудок, гудок, гудок, гудок. Уже можно вешать трубку и доставать монету, никто не отвечает. Оп-ля, ответили, монета проваливается, сердце, не стучи так сильно. Алле, Андрей, это ты? Знаешь, где я сейчас? А вот в больнице. А вот после попытки самоубийства. Да, вот так. В какой больнице? Сейчас назову адрес. Придешь меня навестить?

Он вздыхает и говорит: хорошо, приду, Света.

Андрей приходит в джинсах и майке, с букетом цветов (наверное, купил у станции метро). Катя и Маша прибегают на него посмотреть: какой у тебя красивый парень, шепчут они. Но Света видит, как ему скучно. Он старается не смотреть по сторонам, он подавляет зевок. Я рад, что все хорошо закончилось, незачем такие глупости делать. Он улыбается через силу, кивает и похлопывает ее по плечу. Ему тоскливо, как будто пришел навестить старую бабку. Ему хочется уйти. Хорошо, Андрей, уходи. Я думаю, мы никогда больше не встретимся.

Зато за ним приходит журналист. Настоящий журналист. Из газеты. Такой вот проныра-журналист. Похож на тех, которые приходили к ней раньше. Только не очень к ней расположенный. Он хочет писать статью про бывшее юное дарование, которое не вынесло жестокости мира. И выяснить, насколько само дарование виновато в своем фиаско. С журналистом приходит фотограф. Света показывает ему шрамы на венах, но снимок не опубликуют.

Света, а ты не боишься, что твои дети тоже будут стихи писать? У меня не будет детей, говорит Света. Журналист кивает и что-то бормочет еле слышно, только для фотографа. Но Света по губам читает, что он сказал: эволюция в действии. Точно, эволюция, кричит она. Журналист и фотограф вздрагивают, им стыдно. Мамонты, неандертальцы, птица додо и Света Лукина, кричит Света Лукина. Теория Дарвина – именно это мне и нужно! Пусть в этом мире выживают сильнейшие. А нам, истеричкам, шизофреникам, дебилкам, – нам нужен мир иной, кричит Света и стучит кулаками в стену, слышите, нам нужен мир иной, и он существует, существует.

Ее выписывают, и она больше не ходит мимо кафе. Она просит отца купить ей билет обратно в Приморское. У нас с тобой ничего не получилось, говорит отец. Нет, отвечает Света, но надо было попробовать. Да, мы попробовали, говорит отец, но ничего не получилось. У меня никогда раньше не было детей, в смысле, я никогда с ними не общался, я не знал, как с ними надо. Это не твоя вина, отвечает подросток, просто у меня ничего нет, у меня все отняли. Даже то, что внутри, спрашивает отец. И внутри ничего нет, говорит подросток, все отняли, ничего больше не осталось.

Много лет спустя ей приснилось, что они с Андреем (во сне его звали по-другому) пришли к ней домой, что дома крутится пластинка, и они танцуют медленный танец, соприкасаясь лбами. И так им хорошо, спокойно, так приятно им танцевать друг с другом, как никогда не бывает.

* * *

Света, эй, Света, о чем замечталась? Иди, с тобой хочет босс поговорить.

Босс, он младше нее, но кажется старше, с лысиной и бородой, с татуировками и кольцами в носу, высокий, ставит бутылки в холодильник деловито, не смотрит на нее, значит, что-то плохое.

Вот что, Света, с вами было очень приятно работать, но, боюсь, со следующего месяца мы больше не будем нуждаться в ваших услугах.

Рубанул сплеча, но в глаза так и не смотрит, а какой ровный у него тон, какое безмятежное лицо, это просто бизнес, что поделаешь, такова жизнь.

Дело в том, что три бармена для такого маленького ресторана – это слишком много. Мы решили обойтись двумя. Мы не знали, кого отпустить. Мы и так думали, и этак. Но у двух других барменов все же больше опыта, и они дольше с нами работают.

Да, конечно, железная логика, другие-то дольше работают, другие работают с ветерком, у них работа спорится, в руках горит, пиво цедится, пена снимается, кружка полощется, любо-дорого смотреть. У нас нет к вам никаких претензий, кроме того, что вы уж очень мечтательная девушка.