Чернобыль: необъявленная война - [147]

Время его командировок — лето 1987-го и лето 1988 года. Вот его впечатления: "Кроме работ, которые поручались и которые мы выполняли в полном объеме, была у меня и индивидуальная программа: хотелось полнее ощутить масштаб произошедшего и оценить последствия трагедии. Еще мучила совесть, что большинство моих друзей побывали здесь многократно и всего насмотрелись, а я всего первый раз, поэтому хотелось увидеть побольше. Начал с того, что поднялся строительным лифтом на крышу здания третьего и четвертого блоков, откуда пожарные тушили крышу машзала. Вид окрестностей — отличный, приятный глазу: леса, поля, вдали река.

Далее я решил сходить на блочный щит управления четвертого блока. Ходил один. Фон там средний — 10–15 Р/ч. Щит выглядел мертвым, но неразрушенным. Стояли даже кресла операторов. Пульт управления, откуда отдавались последние перед аварией команды, внешне был неповрежденным. На всем лежал плотный слой пыли. Прошел за щит, где имелся пролом в машзал четвертого блока. Огромное безлюдное помещение с крышей, местами проломленной. Слева виднелась неказистая, наскоро построенная разделительная стенка между турбинными отделениями третьего и четвертого блоков. Гамма-фон более 20 Р/ч не располагал к длительному созерцанию.

Следующий самостоятельный поход я предпринял под перекрытие "саркофага". В компанию никого не приглашал, так как не каждому хочется получать рентгены за впечатления. Хотя там не было окон и искусственного освещения, но было достаточно светло. Справа от меня метров на 8-ю поднимался холм налитого бетона. Сверху спускались брошенные пожарные шланги. По одному из них я поднялся на холм, прошел по нему к центральному залу и с удивлением обнаружил, что ноги мои, как в сыпучий песок, проваливаются сантиметров на 5-10, чуть не потерял ботинок. Наверное, в спешке в этот бетон забыли положить нужное количество цемента. Гамма-фон составлял 10–20 Р/ч".

И далее Юрий Михайлович очень подробно описывает цвет уложенных труб, обсуждает качество стыков между конструкциями и многое другое. Был он и в других, не менее опасных, местах, которые и описал завораживающе спокойно.

Я знаю Ю. М. Симановского с 1969 года. Он несколько раз приезжал в командировку на один из заводов в Северодвинске, где я тогда работал. Именно Ю. М. Симановский "сосватал" меня и на работу во ВНИПИЭТ. После возвращения в Ленинград я часто бывал вместе с Юрием Михайловичем в командировках по стране. Меня всегда поражал его искренний интерес к тем местам, куда он попадал. За время командировки он изучал их досконально. Человек обширных знаний и неистребимого желания узнать как можно больше, Ю. М. Симановский и в Чернобыле остался верен себе.

Больше людей, у которых была своя личная программа на Чернобыльской АЭС, я не видел.

Награждения. Видимо, в каждом человеке "живет" жажда подвига и славы. В обычной жизни проявить себя не всегда удается. Но жажда эта теплится внутри каждого человека и ждет своего часа. Участие в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС было тем самым "часом". Ошибки исправляли в аварийном порядке и под лозунгом "Этого ждет вся страна!"

Подвиг был обыкновением на Чернобыльской АЭС. Тут все совпало: и время, и место. Но вот незадача: человек совершает свой подвиг, а награда обходит его стороной, потому что система награждения и несовершенна, и несправедлива.

Поначалу задумка по поводу награждения была правильной. Списки людей для награждения должны подавать начальники районов и руководители тех служб, в которых непосредственно работал кандидат на награждение. Кому как не им знать о герое все! Процесс мог пойти открыто. В духе гласности. Но такая схема не прижилась.

Списки кандидатов стали подавать предприятия, их подписывали первые руководители с подачи отдела кадров, и дальше эти списки отправлялись в отделы кадров главков, затем в отделы кадров министерства. В общем, "кадры" решали все. Результат такой схемы следующий.

Вспоминает Р. Н. Канюк: "Очень много награжденных "ликвидаторов" среди тех, кто работал в Голубых Озерах, Иванкове, Чернобыле, Зеленом Мысе и т. д. Эта категория работников не видела (и слава богу) вообще четвертого блока и работала на очень определенном расстоянии от Чернобыльской АЭС.

Очень много, около двух третей, ликвидаторов: строители, монтажники, водители, механизаторы, ИТР, которые каждый день вдыхали радиоактивную пыль, остались без поощрений и наград, и их никто больше не вспоминает. Становится страшно, когда думаю о ныне покойном Н. Королюке, звеньевом бригады бетононасосов из Снечкуса, который не раз меня спрашивал: "По какому принципу руководство поощряет рабочих, да и всех остальных"?

Такие же вопросы задавали мне и многие другие… Наверное, таких случаев очень много у руководителей первой и второй вахт УС-605, которые длились по два месяца и где были самые трудные смены".

Вспоминает А. А. Афанасьев, подполковник запаса:…мне известны лица, которые ни одного дня не были даже в зоне Чернобыльской АЭС, а пробыли весь положенный срок в Тетереве (хоть и в 1986 году), но получили высокие государственные награды. Не хочу называть фамилию одного из политработников, направлявшегося на Чернобыльскую АЭС из поселка Снечкус Литовской ССР. Не хочу называть и других подобных лиц. Пусть эти махинации останутся на их совести".