Черная шкатулка - [6]

Шрифт
Интервал

Это был самый добрый человек из всех,

что живут в этом большом городе, почему я, дурочка,

не поехала с ним босиком?»

глаз

Нет, автомобильная катастрофа была в общем

несерьезной.

Лишь одна синьора лишилась

своего небесно-голубого глаза.

Горько оплакала один глаз другим

и дала объявление в «Мессаджеро»:

«Куплю глаз

в хорошем состоянии,

небесно-голубой

с зеленоватым оттенком.

Предложения направляйте в редакцию,

готова уплатить любую сумму».

Мадонна мия,

сколько тут пришло предложений!

Наконец даже нашелся

и нужный оттенок.

И операция прошла успешно.

Новый глаз

моргал

и слезился.

Умел смотреть уныло,

преданно,

с огоньком,

млеть от счастья

или утопать в блаженстве.

Но один едва заметный изъян

все же был у него:

точечка,

пятнышко,

крошечная клякса,

укрытая под роговицей.

Та клякса была похожа на маленькую

корку хлеба.

руки

Однажды один человек

разглядывал свои руки

и обратился к ним с такой речью:

— Руки мои дорогие,

к чему вы, собственно, мне?

Последнее дерево я срубил,

тому уже пять лет.

Последнюю женщину обнял,

как, бишь, ее звали?

На скрипке свое сыграл,

давненько уже, давно…

Руки мои дорогие,

к чему вы, собственно, мне?

Тогда правая сказала:

— Вытяни левую, непутевый!

А левая дала совет:

— Вытяни правую, невезучий!

Человек не хотел ни одной обидеть.

И вытянул обе.

Так, стало быть, и нашел им занятие.

милый боже…

Милый боже,

теперь, когда все благополучно кончилось —

благодаря тебе и главврачу доктору Бублику —

исполни еще одно мое желание:

сделай так, чтобы он пришел сегодня трезвым,

пусть, мой боже, он будет побрит,

внуши ему это, заведи в наш сад,

где сейчас цветут пеларгонии,

и шепни: «Нарви большой букет!»

Приведи его сюда, ты же знаешь, сюда ходит

двадцать пятый, я это только так, чтобы ты не забыл.

Верни ему его спокойный ясный взгляд,

который ты замутил, сам знаешь, почему.

Пусть он не будет таким одиноким,

когда мы можем быть вдвоем.

деньги

Раз в месяц или в год в какой-нибудь из точек мира

находят старый, в трещинах горшок, а в нем

сестерции или доллары, дукаты, гульдены иль

копу пражских грошей.

Горшок почти всегда сдают в музей,

а вот одну монетку нередко получает

химик-аналитик. Ее он взвесит, тщательно промоет,

прожжет огнем и формулу напишет.

В той формуле ученый не пропустит ничего:

крупинку соли, что попала с потом и слезами,

след ржавчины от скопидомства,

сухую каплю темной крови и жирное пятно

от колбасы.

Ну, а затем, как правило, отметит, что и тогда

на деньгах было много темной липкой

грязи.

телефон

— Милая, — спрашивает один, — ты здорова?

— Пан Лоубал, — говорит другой, — штакетник

я для вас уже достал.

— Не могу, — хрипит третий, — у самого ни гроша,

где я на это возьму?

— Сестра! — кричит четвертый. — Не может быть,

сестричка! Сегодня в полпятого утра? Нет!..

— Конечно. — степенно толкует пятый, — Рамбоусек добудет.

— Подожди, Ян, не давай отбой! Почему ты вдруг заговорил на «вы»? Ян!..

А тем временем седьмой ждет за стеклянной дверью:

«Позвонить, что ль, в пивную „У чаши“? Может, сегодня

у Швейка опять картофельные оладьи…»

блюз о квартплате

Кто ты такой, что так со мною споришь?

Кто ты такой, что так кричишь опять?

Что ты твердишь: квартплата, плата, пени…

А где же мне на ту квартплату взять?

Ты мне грозишь: в суде с тобой сойдемся!

Мне наплевать на все, я не пойду к суду.

Хотела бы я знать, как можно осудить

за цепь собачью, за собачью конуру?

Ты все твердишь: квартплата, плата, пени…

А может, спросишь: «Сколько же вам лет?»

Спроси еще: «Сегодня ели, пани?»

Спроси: «Еще вам светит этот свет?»

Давай присядем вместе на ступени,

да спрячь бумагу, она ведь стерпит все.

Спроси: «Где сыновья, где муж ваш, пани?

Вы все им отдали или должны еще?»

Спроси: «Как это все случилось?»

А ну-ка, удивись: «А это, пани, вы?»

По этим вот ступеням все скатилось,

ты видишь, как они уходят вниз?

Ну что стоишь, как кавалер смущенный,

идем в подвал, в котором нету дна.

Идем со мною, человек казенный,

мой джентльмен, проводишь даму, да?

женатый

Я ей прямо так и сказал, ваше преподобие:

«Об этом, Верок, не может быть и речи,

он же женатый человек!»

А она все плакала, как окно в ноябре,

и только говорила:

«Я знаю, дедушка,

но что же мне делать?»

Я ей сказал: «Верочка, родная,

в жизни все проходит, остывает,

и потом с трудом вспоминаешь,

как выглядел тот, кто был тебе дорог,

и сам удивляешься,

что целых три месяца подряд

ходил по пять километров

на почту — туда и обратно,

так и не получив ни одного письма».

А Вера мне сказала: «Дедушка,

я с собой что-нибудь сделаю».

Вечером я заглянул к ней в спаленку,

она спала и так дышала,

так прерывисто, ваше преподобие,

как маленькая. Как слабый бегун,

которому не добежать до финиша.

Ведь такие слабые бегуны

ничего не могут выиграть.

Или могут, ваше преподобие,

что вы так улыбаетесь?

мужчины

— Я бы как-нибудь привыкла, — сказала девчонка, опираясь на костыль, но ведь мужчины всегда смотрят на ноги.

— Кто тебе сказал? — спросил мальчик. — Что за чепуха!

Зачем разглядывать женщинам ноги?

— Я об этом знаю давно, — ответила девчонка. — Сперва

мужчины смотрят на ноги, а потом уже только заглядывают в лицо.

— Я бы должен был об этом знать, — прошептал мальчик. —

Я же мужчина.

— Ты? — печально улыбнулась одноногая. — Ты еще мальчик.

блюз о кофейной гуще


Еще от автора Людвик Ашкенази
Яичко

Чешский писатель и поэт Людвик Ашкенази по-русски был издан единожды — в 1967 году. В мире он более всего известен как детский автор (даже премирован Государственной премией ФРГ за лучшую детскую книгу). В наше издание вошли повести и рассказы без «возрастного ценза» — они адресованы всем, достаточно взрослым, чтобы читать про любовь и войну, но еще недостаточно старым, чтобы сказать: «Я все это и без того знаю».


Двадцатый век

Чешский писатель и поэт Людвик Ашкенази (1921–1986) по-русски был издан единожды — в 1967 году. В мире он более всего известен как детский автор (даже премирован Государственной премией ФРГ за лучшую детскую книгу). В наше издание вошли повести и рассказы без «возрастного ценза» — они адресованы всем, достаточно взрослым, чтобы читать про любовь и войну, но ещё недостаточно старым, чтобы сказать: «Я всё это и без того знаю».


Про Это

Чешский писатель и поэт Людвик Ашкенази (1921–1986) по-русски был издан единожды — в 1967 году. В мире он более всего известен как детский автор (даже премирован Государственной премией ФРГ за лучшую детскую книгу). В наше издание вошли повести и рассказы без «возрастного ценза» — они адресованы всем, достаточно взрослым, чтобы читать про любовь и войну, но ещё недостаточно старым, чтобы сказать: «Я всё это и без того знаю».


Эх, Габор, Габор...

…Жили на свете два Габора — большой и маленький. Большой Габор Лакатош был отцом маленького Габора. Собственно, это-то и делало его большим.Людвик Ашкенази родился в Чехословакии, учился в польском Львове, советскими властями был вывезен в Казахстан, воевал в Чехословацком корпусе, вернулся на родину, а потом уехал в Западную Германию. Его книги издавались по-русски в 60-х годах XX века. И хотя они выходили небольшими тиражами, их успели полюбить дети и взрослые в Советском Союзе. А потом Ашкенази печатать у нас перестали, потому что он стал врагом — уехал жить из страны социализма на Запад.


Брут

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Детские этюды

В 1948 году у пражского журналиста по фамилии Ашкенази родился сын. А семь лет спустя там же, в Праге, вышла книга «Детские этюды», и это тоже было рождением — в чешскую литературу вошёл писатель Людвик Ашкенази.«Детские этюды» — не просто отцовский дневник, запись наблюдений о подрастающем сыне, свод его трогательных высказываний и забавных поступков. Книга фиксирует процесс превращения реальных событий в факт искусства, в литературу.


Рекомендуем почитать
Белая земля. Повесть

Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.).  В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.


В плену у белополяков

Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.


Признание в ненависти и любви

Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.


Героические рассказы

Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.