Через полюс — на экватор - [69]

На плато Серенгети мне пришлось наблюдать пожар, фронт которого вытянулся на десятки километров, оставляя за собой сотни квадратных километров выжженной черной земли. Крупные животные не страдают от таких пожаров — они легко могут убежать от медленного нашествия огня, но вот мелкие животные — мыши, грызуны, насекомые — гибнут в огне. Это хорошо знают цапли, марабу, журавли, которые тысячами слетаются к фронту степного пожара и пируют там, съедая поджаренные жертвы. Они так обжираются, что не могут лететь. Когда мы на машине проезжали около стаи таких птиц, они, подпрыгивая и размахивая крыльями, пытались не попасть под колеса идущей машины, так как взлететь не могли.

Научно-исследовательская станция, работающая в заповеднике Серенгети, специально изучает влияние степных пожаров на изменение флоры и фауны саванны. На одинаковых участках изучается растительность, подвергавшаяся и не подвергавшаяся пожару. Ботаники утверждают, что особенных преимуществ выжженные участки не имеют перед нетронутыми, но фауна — грызуны и насекомые — сильно страдают от пожаров. Ученые считают, что в конце концов уничтожение мелкой фауны должно сказаться на росте травяного покрова отрицательно. Нарушаются внутренние связи, установившиеся в природной среде.

В августе дым от горящей травы затягивает горизонт мглой, а воздух насыщен запахом гари. Ночью цепочка огней от горящей травы на склонах гор производит впечатление ночного города.

Поначалу мы опасались ядовитых змей. Но за эти два года нам довелось увидеть их не больше десятка. Хотя среди них и попадались очень ядовитые, но ни разу они не предпринимали попыток нас атаковать.

Гораздо больше неприятностей доставляют насекомые — клещи с кустов и травы, которые могут вцепиться в тело. Ночью только противомоскитные сетки дают нам спокойно уснуть, защищая от полчищ комаров.

Почти нет способов борьбы с мухой цеце, которая прокусывает даже толстую ткань. На этот раз нам пришлось работать в районах, где наблюдались случаи заболевания сонной болезнью. Приходилось после конца экспедиции проходить специальные обследования, чтобы убедиться, что мы не стали носителями этой страшной болезни.

Вечером, возвратившись из маршрута и поужинав, садились за обработку собранных материалов, упаковывали образцы, обменивались результатами наблюдений. К одиннадцати часам лагерь засыпал, только на общем обеденном столе горела большая дежурная лампа, освещая заснувший лагерь и отпугивая, как мы надеялись, нежелательных ночных посетителей.

Через каждые восемь — десять полевых дней мы возвращались на нашу базу в Моши. Здесь в большом двухэтажном доме нас ждали письма из дома, горячая ванна, удобные постели, по вечерам — кино. Машины уезжали на профилактику в гараж, покупались продукты для следующего выезда в поле, производилась генеральная стирка, ремонтировалось снаряжение, просматривались диапозитивы и пленки, оплачивались полученные в наше отсутствие счета. А через пару дней снова в поле, в лагерную жизнь.

ДАР-ЭС-САЛАМ

Столица Танзании Дар-эс-Салам значительно меньше Найроби и внешне резко отличается от него. Новых зданий в Даре немного, он только начинает строиться, преимущественно это одно-двухэтажные дома, построенные в колониальный период, когда здесь был центр сначала германской, а после первой мировой войны английской колонии.

Дар — портовый город на берегу океана. Море всегда украшает город. И если торговые улицы Найроби и Дара не отличаются друг от друга, то берег моря, по которому проходит Оушн-роуд в тени высоких пальм — подлинное украшение Дара.

Нам пришлось провести в Даре всего несколько дней, так что мои впечатления о городе крайне беглы и отрывочны.

Мы жили в гостинице «Си вью» («Морской вид») на берегу моря. Каждый вечер по Оушн-роуд перед закатом солнца непрерывной чередой двигались машины. В первый день я подумал, что эти часы «пик» на дороге связаны с окончанием работы, но потом обнаружил, что закат солнца на берегу принято встречать индийской частью населения города. Плотная стена автомобилей устанавливается на берегу моря. Мужчины в чалмах, женщины в красочных сари, детишки выстраиваются живописными группами перед машинами и дышат вечерним целебным морским воздухом. Но вот солнце село, и снова вереница машин, но уже в обратном направлении, едет в город. Индийцев очень много в Даре. Все владельцы магазинов, мелких предприятий, чиновники в банках и конторах в подавляющем большинстве своем — индийцы. И когда вечером вы едете вдоль берега, где стоят машины, то видите, что новые современные автомобили стоят в одном ряду, а машины похуже, «секонд хэнд» (подержанные) — в другом, и люди из разных групп машин не смешиваются между собой. Вот группа сикхов, их легко отличить по чалме и бородам, которые они скручивают жгутом под подбородком. Недалеко группа в европейских костюмах без чалмы и бород, может быть, они входят в разные религиозные секты, а может, быть, и социальные уровни различны.

Индийцы живут очень изолированно, почти не смешиваясь с африканцами. Африканцы недолюбливают их. Здесь проявляется и африканский национализм и классовые отношения между трудящимся населением, мелкой и крупной буржуазией. В то же время кастовая замкнутость индийцев приводит часто к очень близким по родству бракам, что неизбежно ведет к вырождению.