Через полюс — на экватор - [20]

28 апреля в 8 часов утра при ясной, безоблачной погоде и слабом ветре двинулись снова вперед. На 295 км остались ненужные узкие плицы, 21 пустая бочка. Теперь наш поезд выглядит так: спереди два трактора, потом сани с бочками и три балка в прежней очередности. За салон-вагоном тянутся на длинном тросе почти пустые сани. Бросить их нельзя, так как они будут нужны при строительстве зимовки.

Сегодня температура воздуха упала до 48° мороза. Многие мелкие обморожения, или, как их называют, «поцелуи мороза», носят все без исключения участники похода. Больше всего страдают веки, переносица и скулы. Вчера Борис Втюрин осторожно снял с переносицы «седьмую шкуру». Семь раз обмораживал он переносицу, и семь раз слезала у него кожа. Но держатся все крепко, каждый понимает, что всем трудно. Пожалуй, шутить стали чуть меньше.

Сегодня прошли всего 10 километров, поминутно застревая в глубоких надувах. Ночью температура упала до 52° при ветре 13–14 м/сек. Снова началась пурга.

Только 30 апреля мы смогли двинуться вперед, раскопав поезд, слегка занесенный за последние сутки. Уже три дня нет связи с Мирным из-за того, что сломался движок генератора. Поверхность ледника покрыта рыхлыми надувами. С ходу въезжаем в один из них. Долго мучаемся, расцепляя поезд и выдергивая каждый балок отдельно.

Сегодня пасмурно и тепло, «всего» 35° мороза, и «тихо»— скорость ветра 8 м/сек. Как обычно в пасмурные дни, совершенно не видно поверхности, поэтому очень легко снова заехать в сугроб и застрять.

Решили выслать вперед проводника, который, как поводырь, будет проводить трактор между сугробами. Первым вышел Борис Втюрин, через 45 минут его сменяет Щекин, а его — я. Иду перед трактором, специальной палкой ощупываю поверхность. Шаг за шагом продвигаюсь вперед. Палка ударяется о твердую поверхность плотного снега. Но вот палка уходит в мягкий и рыхлый надув. Скрещиваю руки — это знак трактору остановиться. Нащупываю сугроб. Ухожу вправо, иду вдоль его края. Надув становится шире, возвращаюсь влево и наконец нахожу узкий проход между двумя надувами. Поезд медленно поворачивает и идет в проход. Надув уже позади, и снова метров 200–300 твердая поверхность.

Самое важное — выработать плавные, не очень быстрые движения. Идти приходится боком, повернув голову так, чтобы край капюшона закрывал лицо от ветра. За время похода мы научились ходить боком, как крабы, чтобы не подставлять лицо ветру, хотя лишь узкое окошко открывает два глаза и часть переносицы. Но и этого вполне достаточно, чтобы испытать на себе все прелести обжигающего ветра. Но вот через 45 минут меня сменяет Гусев.

Возвращаюсь в балок. Здесь Маликов бьется с заводкой движка, тот только чихает и не хочет работать. Снова в срок мы не смогли выйти в эфир. А ведь завтра Первое мая, нам, наверное, есть поздравительные радиограммы.

Май.

В 10 утра 1 Мая вышли все наружу и выстроились вдоль поезда. На флагштоке взвился красный флаг. Сейчас в Москве начался парад на Красной площади.

Александр Михайлович Гусев выступил с короткой двухсполовиноминутной речью. Залпы из ракетниц, и вот снова все занимают свои места. Мы с Виталием ведем трактора. Щекин, Втюрин и Гусев по очереди идут проводниками. А Комаров, Кудряшов и Маликов меняют движок на запасной. Трактора идут с трудом на первой скорости — два километра в час. Вот наконец и 325-й километр. Остановка — здесь у нас будет праздничный ужин. Собираемся в салоне.

Все с надеждой смотрят на Комарова и Маликова: удастся ли связаться с Мирным? Они оба еле держатся на ногах, только что при пробном запуске мотора они наглотались выхлопных газов. Но все-таки они заканчивают сборку нового движка и с легкостью его запускают. Удастся ли связаться с Мирным, как дела в эфире? Но об этом узнаем только через два часа, когда наступит срок связи. А пока все начинают готовиться к ужину. Наш завхоз Щекин извлекает спрятанные до 1 Мая вкусные вещи.

Наконец все садятся за стол. Сейчас 4 часа дня в Москве, значит, все только что вернулись с демонстрации и тоже садятся за праздничные столы.

Герман запускает движок, и среди треска помех вдруг Мирный отвечает! В первую очередь передает наш рапорт, потом начинает принимать радиограммы, которые записывает на обратной стороне этикеток от сгущенного молока. Бланки радиограмм давно кончились. Все радиограммы читаются вслух. Нас поздравляют Сомов и Голубев, друзья из Мирного, знакомые, друзья и родственники из Москвы. Кипа радиограмм все растет, а радист из Мирного передает: «Их еще здесь очень много». Решаем дать передышку Герману и сажаем его за стол. Сегодня они с Комаровым у нас герои. А тут еще Виталий Бабарыкин достает спрятанную пачку «Беломорканала». Вот уже три дня, как курить нечего. На душе тепло и радостно.

2 мая очень тяжелый день, стало пуржить, видимость сократилась в несколько раз; делали большие крюки, огибая надувы. За весь день с трудом прошли пять километров, хотя двигались около шести часов подряд. Вечером получили приказ Сомова искать посадочную площадку для самолета и около нее останавливать поезд на зимовку.

3 мая с утра двинулись вперед, разыскивая площадку. У всех одна и та же мысль: хоть бы подольше не встретить площадки — дойти бы до 400-го километра. Весь день — движение, и вот наконец Втюрин находит полосу, свободную от застругов. Все сходятся на том, что она «мало подходит». К 5 часам вечера останавливаемся на 339-м километре. Ждем самолета, который вылетел из Мирного. Но самолет так до нас и не долетел. Черевичный, который его пилотировал, сообщил, что он вынужден повернуть обратно.