Человек с двойным дном - [24]

«От Би-Би-Си!» Смех смехом, а в конце шестидесятых годов узбекский поэт Тайзулаев мне говорит:

«Би-Би-Си все знает». Шучу: «Би-Би-Си не КГБ».

— Правда! Правда! — И рассказывает: В прошлом году в Чирчике милиционеры кого-то ухлопали и население взбунтовалось. Милицию взяли штурмом, всех там перебили, райком партии захватили, повредили междугороднюю телефонную связь. За пределами города никто ни о чем не догадывался. Вдруг передача Би-Би-Си о восстании в Чирчике! После нее и направили туда танки.

Нет, не случаен анекдот:

«В ЦК секретнейшее совещание с участием ученых. Некий профессор просит разрешения выйти в туалет. Не позволяют. Снова просит. И вновь не позволяют. Открывается дверь, и входит уборщица с ночным горшком. «Вы куда?!» — бросаются к ней стражи. А она: «Би-Би-Си передало, что тут профессор один по малой нужде хочет».

Однако Би-Би-Си или не Би-Би-Си поведало о свержении Хрущева, а было ясно, что свалили его сталинисты, и могло повернуться по-всякому. Оно и повернулось, но не сразу. Вначале новые правители останавливали рвавшегося к власти секретаря ЦК Александра Шелепина, которого в народе не зря прозвали Железным Шуриком. Шепотом разносилось, что он мостит себе дорогу к — трону, повсюду рассаживает своих людей. Министр КГБ — его единомышленник Семичастный, во главе ТАССа — его человек Горюнов, первый секретарь московского горкома партии — его сторонник Егорычев. И все они стоят на том, что распустилась страна, что кое-кому не мешает по-сталински обрубить крылья. Из уст в уста передавался рецепт Шелепина-Семичастного: «Дайте мне арестовать в Москве тысячу интеллигентов, и я покончу с инакомыслием!»

С ним жаждали покончить и сочувствующие шелепинским идеям комсомольские вожди. Мой приятель-математик Юра Григорьев, учившийся тогда в аспирантуре при институте философии, занимался социологическими проблемами. В горкоме комсомола подготовили какие-то нужные ему для исследования анкеты. Взял он их у инструктора Скурлатова, а дома обнаружил, что нечаянно прихватил и составленную тем же Скурлатовым брошюру, которая предназначалась для низовых комсомольских организаций с целью оживления их работы. Как же намечалось ее оживить? Фантазия у Скурлатова и его хозяев была богатой: тут и создание комсомольских военизированных оперативных отрядов для подавления диссидентов, и усиление бдительности в рядах молодежи для раскрытия чуждых элементов, и борьба с распутными нравами, занесенными с Запада. Что, например, делать с девушками, которые вступают в половую связь до замужества, если на них не действуют ни упреки, ни увещевания? Инструктор и подсказывает: ловить их, обмазывать дегтем и водить по улицам.

Кроме Григорьева, ценное скурлатовское пособие попало еще и к инженеру социологу-любителю. Они вместе сняли с него копии, разослав их в политбюро ЦК, а также Оренбургу и академику Тамму. Делу Скурлатова пришлось дать ход. И сразу выяснилось, что за спиной маленького инструктора стоят серьезные силы. Первый секретарь ЦК ВЛКСМ Павлов попытался его выгородить, сведя все к непродуманной, безобидной, ничего не значащей затее. Когда же на комсомольском уровне замять скурлатовскую инициативу не удалось, ею занялся лично Егорычев. На пленум горкома партии пригласили и обоих социологов.

Знаменательно, что никому из собравшихся коммунистов, кроме парторга Института философии, с упомянутой брошюрой ознакомиться не дали. А зачем? Они должны вслепую поддержать товарища Егорычева. Он же, призвав пред свои светлы очи инструктора, добродушно:

— Что же ты натворил?

Скурлатов рассыпался:

— Да я не знал, да я хотел, как лучше, да я надеялся активизировать комсомольские организации!

Парторг института философии попробовал:

— Брось нам очки втирать! Ведь ты типично фашистскую программу составил!

И ему Егорычев добродушно:

— Не преувеличивай. Какая она фашистская? Детские игрушки! — И Скурлатову:

— Придется тебе из горкома уйти, раз напортачил. Но духом не падай. На ошибках учатся. — Зато к социологам сурово: — Вы что, на потребу нашим врагам мечтаете гвалт поднять?

Юра поник: выгонят из аспирантуры, а инженеру в потертой кожанке терять нечего:

— Непонятно, о чем вы. Не за границу же мы материал отправили, а в Политбюро ЦК!

Егорычев угрюмо поглядел на строптивца. В глазах читалось: «Погоди, до тебя еще доберемся!» А Скурлатова, надо думать, не без задней мысли пристроил на работу не куда-нибудь, а в газету, причем с окладом, большим, чем прежний, горкомовский. Своих-то надо сохранять и лелеять. Пригодятся.

Но не пригодились. Шелепинская команда довольно быстро проиграла сражение за власть. И Егорычева поперли с поста. И Семичастного поперли. И сам Шелепин неудержимо покатился вниз. В диктаторы Железного Шурика не пропустили. Так и не удалось им арестовать тысячу московских интеллигентов. Лишь двоих писателей, Андрея Синявского и Юлия Даниэля, успели до своего падения в сентябре 1965 года схватить. Спустя семь месяцев их судили за публикацию за рубежом художественных произведений, которые КГБ сочло антисоветскими. Потому-то решение суда было предопределено заранее. Алик Гинзбург в «Белой книге», посвященной этому процессу, писал, что он «рассматривается в нашей стране, как веха, отмечающая новый поворот курса партийной политики. Процесс этот ясно выразил стремление советского руководства вернуться на старую сталинскую тропу. Идет зажим общественного мнения и расправа над теми, кто указывает, что тропа эта ведет к тупику, в котором находится чекистский застенок, и всякое свободное развитие общества прекращается. Лучшие представители нашей интеллигенции не могут и не хотят снова стать покорными рабами тупого тоталитарного режима».