Чайная церемония в Японии - [21]

Еще одна распространенная ошибка кроется в том, что мы смешиваем искусство с археологией. Преклонение перед древностью можно назвать одной из прекраснейших черт человеческой натуры, и похвально развивать его в себе еще дальше. Древние мастера совершенно справедливо заслуживают почитание за открытие пути к просвещению грядущих поколений. Наше уважение вызывает уже тот факт, что они блестяще выдержали испытание критикой на протяжении всех этих веков и дошли до нас во всей своей славе. Было бы на самом деле глупо оценивать их достижения просто по категории древности происхождения. И все же мы уступаем нашей исторической симпатии, пересиливающей нашу художественную разборчивость. Мы приносим цветы с чувством признательности художнику, когда он уже упокоился в своей могиле. В XIX веке, когда зарождалась теория эволюции, у нас к тому же развилась привычка упускать из виду частности, характерные для конкретного предмета. Коллекционер занят поиском предметов определенного исторического периода или школы, и он забывает, что один-единственный шедевр способен рассказать нам больше, чем любое множество рядовых изделий конкретного времени истории или художественной школы. Мы слишком увлеклись классификацией, и поэтому нам достается совсем мало радости. Проклятием многих музеев стало принесение эстетики в жертву так называемому научному методу составления экспозиции.

Требованиями современного искусства нельзя пренебрегать ни в одной важной сфере жизни. Сегодня искусством следует считать то, что на самом деле принадлежит нам: оно представляет собой наше собственное отражение. Подвергая его порицанию, мы обрушиваем порицания на самих себя. Мы утверждаем, будто текущей эпохе не может принадлежать никакое искусство. А кого в этом винить? На самом деле стыдно, что мы, несмотря на неумеренное восхваление древних, обращаем так мало внимания на свои собственные возможности. Влачащие жалкое существование художники, растерзанные души, блуждающие во мраке холодного презрения! Какое вдохновение они могут получить от нас в нынешнюю эру эгоистов? Предкам показалась бы жалкой наша нищета цивилизации, а потому они будут смеяться над бессодержательностью нашего искусства. Мы уничтожаем красоту жизни. Хорошо бы пришел великий волшебник и вырезал из ствола общества мощную волшебную арфу, струны которой откликнутся на прикосновение руки гения.

Цветы

В дрожащей серости весенней зари, когда птицы в зарослях дерев щебетали свои загадочные мелодии, у вас не возникало ощущения, что они разговаривают между собой о цветах? Любование цветами у человечества совершенно определенно должно было возникнуть одновременно с поэзией любви. Где лучше, чем в цветке, прекрасном в его бесчувствии, восхитительном в силу своего молчания, мы можем представить раскрытие целомудренной души? Пращур, преподнесший первый венок своей девушке, тем самым вышел за пределы своих животных инстинктов. Он стал человеком, поднявшись таким способом над примитивными потребностями природы. Ему открылась сфера искусства как раз тогда, когда он постиг тонкий смысл бессмысленного.

Цветы преданно сопровождают нас в радости и горе. Мы рядом с ними едим, пьем, танцуем и заигрываем. В присутствии цветов мы вступаем в брачный союз и крестим детей. Без них мы даже отказываемся умирать. Мы возносим молитву при лилии, медитируем при лотосе, несемся в боевом строю с розой и хризантемой. Мы даже пытаемся говорить на языке цветов. Как мы вообще могли бы прожить без них? Представить себе мир без цветов просто страшно. Какое утешение они приносят к постели больного, какой свет безмятежности появляется в измученных душах! Их невозмутимость восстанавливает в нас утраченную веру в мироздание точно так же, как внимательный взгляд красивого ребенка восстанавливает наши рухнувшие надежды. Когда нас похоронят, именно они склонятся в трауре над нашими могилами.

Как это ни печально, но мы не можем отрицать тот факт, что при всех наших сложившихся теплых отношениях с цветами мы совсем невысоко поднялись над своими животными инстинктами. Под овечьей шкурой внутри нас все еще скалит свои клыки волк. Сказано же, что в десять лет человек остается зверем, в двадцать – теряет рассудок, в тридцать – чувствует себя неудачником, в сорок – превращается в мошенника и в пятьдесят – становится законченным уголовником. Он становится уголовником, быть может, потому, что всегда оставался зверем. Настоящим для нас всегда был и остается голод, ничего святого, кроме собственных желаний. Перед нами рушатся святыня за святыней, но навсегда сохраняется только один алтарь, на котором мы возжигаем благовония для своего единственного божества – себя самого. Велик наш бог и его пророк деньги. Мы уничтожаем природу ради принесения ее ему в жертву. Мы хвалимся, будто покорили материю, но при этом забываем, что сами превратились в рабов материальных благ. На какие только злодеяния мы не решились во имя культуры и изысканности!

Поведайте мне, смирные цветы – слезинки звезд, растущие в саду, кивающие соцветиями пчелам, жужжащим вам о росе и солнечных лучах, – знаете ли вы о страшной судьбе, уготованной вам? Мечтать не вредно, качаясь и резвясь, пока мечтается при нежном дуновении ветерка лета. Завтра пальцы беспощадной руки сойдутся на вашем горле. Вас выдернут, вырвут одного за другим и оттащат подальше от уютной клумбы. Злая судьба может похвалить вас. Злодей отметит, как вы прекрасны, не обращая внимания на свои обагренные вашей кровью руки. Признайтесь, считаете ли вы это великодушием? Ваша судьба может обернуться украшением в волосах той, кого вы считаете бессердечной, или в петлице пиджака того, кто не посмел бы взглянуть вам в глаза, будь вы человеком. Вам даже может выпасть жребий в виде узкого сосуда с оставшейся застойной водой, чтобы утолить сводящую с ума жажду, служащую предупреждением об угасании жизни.