Чайльд Гарольд - [4]

Тот светлый уголок сравнить готов;

Везде в нем дышит прелесть неземная

Но ни перу, ни кисти средства нет

Понятья дать о нем; страна такая

Собою затмевает кущи рая,

Что в пламенных стихах нам описал поэт.

XIX.

Крутой утес с красивым рядом келий;

Сожженный солнцем мох на скатах круч;

Лес, выросший над бездной; мрак ущелий,

Куда не проникает солнца луч;

Лимонов золотистые отливы;

Лазурь морской волны, что сладко спит;

Несущийся с горы поток бурливый;

Здесь виноград, там возле речки ивы, —

Все это тешит взор, сливаясь в чудный вид.

XX.

Тропинкою взберитесь до вершины

Крутой горы, где иноки живут;

Что шаг вперед – то новые картины…

А вот и монастырь;[25] вас поведут

Осматривать его; монахи с верой

При том легенд вам много сообщат:

Здесь смерть нашли за ересь лицемеры,

А там Гонорий жил на дне пещеры.[26]

Он, чтоб увидеть рай, из жизни сделал ад.

XXI.

Средь этих мест встречается не мало

Таинственных крестов,[27] – их целый ряд;

Но те кресты не вера воздвигала:

Они лишь об убийствах говорят.

Обычай здесь на месте преступленья,

Там, где звучал последний жертвы стон,

Досчатый ставит крест; не исключенья

Убийства там, где, потеряв значенье,

Не в силах граждан жизнь оберегать закон.[28]

XXII.

По горам и долам здесь красовались

Чертоги королей, но дни чредой

Прошли, и что ж? – руины лишь остались,

Заросшия кустами и травой.

Вот пышный замок принца. Здесь когда-то

И ты, Ватек, любивший роскошь бритт,[29]

Дворец построив, зажил в нем богато…

Но ты забыл, что от утех разврата

И сладострастья чар душевный мир бежит.

XXIII.

Ты выбрал, чтоб предаться светлым чарам

Земных утех, тот чудный уголок,

Но, пораженный времени ударом,

Теперь, как те, твой замок одинок.

Его порталы настежь; пусты залы;

От зарослей к дворцу проезда нет.

О, Боже, как ничтожны мы и малы!

Придет пора: дворца как не бывало,

Проносятся года, его сметая след…

XXIV.

А вот дворец, который с гневным взглядом

Встречает бритт. Когда-то в замке том

Сбиралися вожди; рожденный адом,

Сидел там карлик-черт; одет шутом,

Пергаментною мантией покрытый,

В руке держал он свиток. Имена

Там значились, что в свете знамениты;

Гордяся свитком тем, с враждой открытой

Над победителем смеялся сатана.[30]

XXV.

Конвенцией он звался. Перед светом

Там собранных вождей он осрамил,

Смутил их ум (но грешен ли он в этом?)

И радость бритта в горе превратил.

Победный лавр попрали дипломаты;

Тот чудный лавр, увы! носить не нам

С тех пор, как в Лузитании богатой

Узнали мы, врагов коварством смяты,

Что победителям, не побежденным, срам.

XXVI.

При имени твоем бледнеют бритты,

О, замок Цинтры! Краскою стыда

Зарделись бы правителей ланиты,

Умей они краснеть. Пройдут года

И все ж потомство, полное презренья,

Позора не забудет тех вождей,

Что, победив, узнали пораженье…

Их ожидают в будущем глумленья

И гневный приговор суда грядущих дней.[31]

XXVII.

Так думал Чайльд, один бродя по горам;

Хоть местностью был очарован он,

Но все же об отъезде думал скором:

Так век порхать для ласточки закон.

Тяжелых дум он здесь изведал много

И пожалел, немой тоской объят,

Что долго шел греховною дорогой;

К проступкам он своим отнесся строго:

От света истины померк Гарольда взгляд.

XXVIII.

Верхом! верхом![32] – он крикнул и поспешно

Прелестной той страны покинул кров;

Но он уж не влеком мечтою грешной:

Не ищет ни любовниц, ни пиров…

Несется он таинственной дорогой,

Не ведая, где пристань обретет;

Он по свету скитаться будет много;

Не скоро в нем уляжется тревога,

Не скоро с опытом знакомство он сведет.

XXIX.

Вот Мафра, где, судьбы узнав измену,

Царица Лузитании жила;[33]

Там оргии обедням шли на смену

И дружбу знать с монахами вела.

Блудницы Вавилона светлый гений

Сумел такой воздвигнуть здесь чертог,

Что ряд ей совершенных преступлений

Забыт толпою; люди гнут колени

Пред блеском роскоши, что золотит порок.

XXX.

Гарольд вперед несется, очарован

Красой холмов, ущелий и долин…

Не горестно ль, что цепью рабства скован

Тот светлый край? Лишь сибарит один,

Поклонник ярый комфорта и лени,

Не знает, как отраден дальний путь.

Не мало нам дарит он наслаждений,

Глубоких дум и новых впечатлений;

Как свежий воздух гор живит больную грудь.

XXXI.

Уж Чайльд-Гарольд вершин не видит снежных

Высоких гор, что скрылись без следа,

В Испании среди степей безбрежных

Овец пасутся ценные стада;

Но близок враг; ему чужда пощада

И потому пастух вооружен;

В обиду своего не даст он стада;

Всем гражданам с врагом бороться надо,

Чтоб гордо властвовать не мог над ними он.

XXXII.

Что земли лузитанцев разделяет

С Испанией? Китайская ль стена?

Сиерра ли там скалы возвышает,

Иль льется Того светлая волна?

Разделены те страны не стеною,

Что их вражде могла платить бы дань,

Не быстро протекающей рекою,

Не цепью гор высоких, сходной с тою,

Что южной Галлии указывает грань.

XXXIII.

Нет, ручейком ничтожнейшим;[34] со стадом

Является пастух порою там,

Презрительным окидывая взглядом

Места, принадлежащие врагам.

Простолюдины горды как вельможи

В Испании: понятна их вражда;

Ведь с ними лузитанцы мало схожи:

Они – рабы, при этом трусы тоже;

Рабов подлее их найти не без труда.

XXXIV.

Воспетая в балладах, Гвадиана,[35]

Пугая взоры мрачною волной,

Близ этих мест течет. Два вражьих стана,

Когда-то здесь сойдясь, вступили в бой.