Чайльд Гарольд - [3]

Но тайной оставалася тревога

Его души; друзьям он не вверял

Заветных дум и шел своей дорогой,

Советов не прося; страдал он много,

Но в утешениях отрады не искал.

IX.

Хоть он гостей сзывал к себе не мало

На пиршества, все ж не имел друзей;[14]

Льстецов и паразитов окружала

Его толпа; но можно ль верить ей?

Его любили женщины, как мота:

Сокровища и власть пленяют жен

(При золоте метка стрела Эрота);

Так рвутся к свету бабочки; оплота

Там ангел не найдет, где победит Мамон.

X.

Гарольд не обнял мать, пускаясь в море,

С любимою сестрой в отъезда час

Не виделся;[15] души скрывая горе,

Уехал он, с друзьями не простясь;

Не потому он избегал свиданья,

Что был и тверд, и холоден, как сталь,

Нет! Кто любил, тот знает, что прощанья

Усугубляют муку расставанья…

Лишь горестней нестись с разбитым сердцем в даль.

XI.

Богатые владенья, замок старый

Покинул он без вздохов и без мук,

Голубооких дам, которых чары,

Краса кудрей и белоснежных рук

Могли б легко отшельника святого

Ввести в соблазн, – все то, что пищу дать

Порывам сладострастия готово…

Ему хотелось мир увидеть новый

И, посетив Восток, экватор миновать.[16]

XII.

Надулись паруса; как будто вторя

Его желаньям, ветер резче стал;

Поплыл корабль, и скоро в пене моря

Бесследно скрылся ряд прибрежных скал.

Тогда в душе Гарольда сожаленье

Проснулось, может быть; но ничего

Он не сказал и скрыл свое волненье,

Он твердым оставался в то мгновенье,

Как малодушный плач звучал вокруг него.

XIII.

В вечерний час, любуяся закатом,

Он арфу взял; под бременем тревог

Любил он волю дать мечтам крылатым,

Когда никто внимать ему не мог;

И вот до струн коснувшися рукою,

Прощальную он песню затянул,

В то время, как корабль, в борьбе с волною,

Катился в даль, и, одеваясь тьмою,

Его родимый край в пучине вод тонул.

ПРОЩАНИЕ ЧАЙЛЬД-ГАРОЛЬДА

1.

Прости! Родимый берег мой

В лазури тонет волн;

Бушует ветр, ревет прибой;

Крик чайки грусти полн.

В пучине солнце гасит свет;

За ним нам вслед идти;

Обоим вам я шлю привет!

Мой край родной, прости!

2.

Нас ослепит зари краса,

Лишь мир простится с тьмой;

Увижу море, небеса,

Но где ж мой край родной?

Мой замок пуст; потух очаг;

Весь двор травой зарос;

Уныло воет в воротах

Покинутый мной пес…

3.

– Малютка паж![17] под гнетом дум

Ты плачешь, горя полн;

Тебя страшит ли ветра шум,

Иль грозный ропот волн?

Не плачь! Корабль надежен мой…

Он быстро мчится в даль,

За ним и сокол наш лихой

Угонится едва ль.

4.

«Пускай бушует шквал, ревя, —

Я бури не боюсь!

Но не дивись, сэр Чайльд, что я

И плачу и томлюсь.

С отцом и с матерью родной

Расстаться ль без тревог?

Моей опорою одной

Остались ты да Бог!

5.

Благословил отец меня,

Но слезы мог сдержать;

Пока ж не возвращуся я,

Все будет плакать мать».

– Пусть скорбь мрачит твои черты.

Дитя! когда б я был

Душой невинной чист, как ты,

И я бы слезы лил.

6.

Ты бледен, верный мой слуга,[18]

Тебя печаль гнетет…

Боишься ль встретить ты врага,

Боишься ль непогод?

– «О, нет, я с страхом незнаком,

Он чужд душе моей;

Но жаль жены; покинув дом,

Я все скорблю о ней.

7.

Она близ замка твоего

Живет; что ей сказать,

Коль дети спросят, отчего

С отцом в разлуке мать?»

– Ты прав; понятна скорбь твоя,

Мне ж ничего не жаль…

Не так душою нежен я

И мчусь со смехом в даль.

8.

Коварным вздохам лживых жен

Возможно ль верить? Нет!

Измена, что для них закон,

Их слез смывает след.

Я не тужу о дне былом

И не страшуся гроз.

Больней всего, что ни о чем

Не стоит лить мне слез.[19]

9.

Я одинок; средь волн морских

Корабль меня несет;

Зачем мне плакать о других:

Кто ж обо мне вздохнет?

Мой пес, быть может, два, три дня

Повоет, да и тот,

Другим накормленный, меня

Укусит у ворот.[20]

10.

Корабль! валы кругом шумят…

Несися с быстротой!

Стране я всякой буду рад,

Лишь не стране родной.

Привет лазурным шлю волнам!

И вам, в конце пути,

Пещерам мрачным и скалам!

Мой край родной, прости!

XIV.

Средь бурных волн Бискайского залива

Плывет корабль; уж пятый день земли

Не видно; наконец, вот миг счастливый:

Желанный берег светится вдали.

Здесь Цинтрских гор блестит хребет зубчатый;[21]

Там океану Того дань несет;[22]

Явился местный лоцман провожатый

И Чайльд-Гарольд поплыл к стране богатой,

Где нивы тучные дают обильный плод.

XV.

О Боже! благодатными дарами

Ты этот край волшебный наделил!

В садах деревья гнутся под плодами,

В его горах Ты мир сокровищ скрыл;

Но разрушать то супостаты рады,

Что создал Ты: страну надменный враг

Поработил, не ведая пощады…

Брось на врага карающие взгляды,

И побежденный галл повергнут будет в прах.

XVI.

Своей неописуемой красою

Вас Лиссабон всегда пленить готов,

Волшебно отражаемый рекою,

Что чар полна и без прикрас певцов.

Могучий флот по ней несется ныне:

Пришел спасти от галлов Альбион

Тех мест незащищенные твердыни;

Но лузитанец дик и полн гордыни,[23] —

Ту длань, что держит меч, с проклятьем лижет он.

XVII.

Прелестный город, кажущийся раем

Издалека, вблизи совсем иной;

Войти в него – и он неузнаваем;

Средь стен его турист объят тоской.

И хаты, и дворцы, все без изъятья,

Купаются в грязи; их вид убог.

В лохмотьях и вельмож, и нищих платье;

О чистоте так смутны их понятья,

Что с ней и страх чумы сроднить бы их не мог.

XVIII.

Кто не жалел, любуясь этим краем,

Что он принадлежит толпе рабов!

На Цинтру бросьте взоры; всякий с раем[24]