Чаткальский тигр - [153]

* * *

Из Сиджака выехали в двух машинах. В первой — Караджан с семьей, в другой — Милтикбай-ака, Санобархон и Кандил-буви. Старики сговорились, после того как отправят своих детей из Ташкента самолетом, наведаться к Мархамат-ая и провести с ней денек-другой. Файзулла Ахмедович, уезжая, сказал: «После Октябрьских праздников Мархаматхон вернется из Учкудука. Непременно приезжайте. Она очень обрадуется…» Разве могли они не выполнить обещания, если выпал случай побывать в Ташкенте. Нужно справиться о самочувствии Мархаматхон. Обязательно нужно. Бедняжка измучена из-за своего непутевого сына…

Дорога стала огибать гору. Прямо впереди возвышались, сияя на солнце, снежные вершины Чаткал и Угам. Вдруг потемнело. Стекла закрыла липкая молочно-белая мгла. Они въехали в облако. Водитель притормозил и включил фары. Но вскоре навстречу опять хлынул яркий солнечный свет. И они увидели плотину. Серой громадой высилась она справа, почти вровень с горами, которые спаяла друг с другом накрепко и навечно. Караджану казалось, стоит она, как герой дастанов могучий Алпомыш, что плечами уперся в гранитные скалы и поддерживает спиной море. Они приблизились на расстояние голоса — плотина стала еще более неохватной, величавой. И Караджан отчетливо услышал слова ее, обращенные к нему: «Счастливо тебе!.. Мы с тобой славно потрудились. Теперь мы друзья. Доброго пути! И спасибо. Благодаря тебе я родилась и теперь веки вечные буду служить людям. За моей спиной кристально чистое море. Я буду беречь его. Сладчайшая вода его утолит жажду людей и садов, трав и животных, насекомых и птиц, гор и долин… И ты причастен к этому.

Караджан вздрогнул и, словно опомнясь, хлопнул водителя по плечу:

— Давайте направо, братец! На плотину! Гоните, я покажу дорогу…

— А не опоздаем? — забеспокоилась Гулгун. — Во сколько же самолет?

— Успеем! Плотина зовет меня, слышишь? Могу ли я не попрощаться с ней? Не найти мне тогда покоя. — Он с улыбкой посмотрел на жену. — Столько лет я работал на ней. Советовался, беседовал, делился радостями, горестями. Как же проехать, будто мимо незнакомца? Не могу я так, Гулгун…

Машина, не сбавляя скорости, взлетела на плотину и остановилась у края, огражденного парапетом. Караджан выскочил наружу, помог выйти Гулгун с ребенком. Подкатила вторая машина. Их накрыло облаком пыли, но ветер быстро подхватил его и отнес в сторону.

Слева, насколько охватывал взгляд, простиралась зеленая, мерцающая бликами гладь водохранилища. От воды дул свежий ветер. Чуть поскрипывали фонари дневного света, гирляндой тянувшиеся вдоль всей плотины. Волны, настоящие морские волны, глухо шлепались о ее бетонный бок и откатывались, шипя и пенясь.

А справа, далеко внизу, наполненная прозрачной синью, открывалась продолговатая чаша долины, окаймленной горами. На дне ее вилась серебряной лентой река. Ближе к основанию плотины виднелся корпус ГЭС, похожий на кубик кристалла. В его широких окнах, на застекленной крыше играли блики солнца. Чуть в стороне, у самого подножья гор розовели домики рабочего городка… И они смотрели на все это сверху вниз, с высоты, где парят орлы. А если задрать голову, глаза ослепляют сияющие под солнцем горные вершины, уже покрытые снегом.

— Можно ли еще где-нибудь увидеть такую красоту! Глядите вон туда!.. — восклицал Караджан то и дело. Он не мог стоять на месте. Подходил то к левому краю плотины, то к правому. Глядел вдаль, приставив ладонь к бровям, и — ну, сущий мальчишка! — восторгался всем, что видел, заставлял улыбаться Гулгун и всех остальных. Глаза его лучились счастьем. — Взгляни же туда!.. Там наши с тобой кишлаки! Эх, я буду скучать по этим местам. До свидания, горы мои! До свидания, долина! До свидания, Конгир-Бука!

Через несколько минут они опять мчались в машине. Дорога незаметно шла под уклон и была гладкая, как скатерть. Взглянешь на простертую внизу долину — и кажется, что не едешь, а летишь, как птица. Но мысли Караджана были и того стремительнее. Он уже находился в Кушанских горах, где осень уже обрядила сады в золотую парчу. В воздухе летела, блестя, паутина, а под ногами жестко шуршали листья. И он крепко жал руки Инамджану, Юсуфу-раису, Хефизхану, которые с утра, по древнему обычаю, пьют натощак простоквашу — чтоб, трудясь весь день, не ведать усталости.

1974—1977

Ташкент