Часы без циферблата, или Полный ЭНЦЕФАРЕКТ - [41]
Летиция вдруг увидела свои руки и впервые заметила, как отчётливо проступает каждая голубая венка: «Может, похудела, или это возрастное?»
Она быстро спрятала их на коленях. Надо отвечать, а что – не понимала, настолько было всё неожиданно. То, что он хочет объясниться, она чувствовала давно, но не предполагала, что это будет касаться брака. В том возрасте, в котором находился Михаил, заводить семью – не самое простое дело, тем более когда давно привык жить один. И было понятно, что прежде, чем озвучить своё предложение, он долго и мучительно всё обдумал, и это далеко не сиюминутный порыв.
– Ты не ответила, – он впервые решился обратиться к Летиции на «ты».
Их отношения всегда казались ей несколько неестественными. Симпатия была, а чего-то главного не хватало. Чрезмерная правильность и их вечное выканье лишь подчёркивали это. Ну смешно же думать, что он делает ей предложение лишь из страха на старости лет остаться одному. Глупость какая! С другой стороны, в этом есть своя логика, ей тоже не сегодня-завтра стукнет полтинник, и Михаил – отличная партия. А Петя? Господи, а Петя-то тут при чём?! Петя!
Михаил смотрел на неё, вымучивая улыбку, не выпуская ложку из рук, она его явно успокаивала.
– Давай начистоту! Тебя что-то смущает? Скорее всего, ты не понимаешь меня? Я и сам не до конца всё понимаю. Я скажу как есть… Мне просто показалось, что ты, пожалуй, единственная женщина, которую я бы смог вновь полюбить. После смерти моей супруги я был уверен, что это невозможно. Я закоренелый однолюб, и в этом у меня никогда не было никаких сомнений. Я прошу тебя подумать и дать мне ответ. Ну, в общем, это всё, что я хотел сообщить… И ради чего, собственно говоря, приехал.
Летиция медленно перебирала свою жемчужную нитку на шее, смотрела куда-то вдаль и почему-то была совершенно спокойна.
– Тебе идёт жемчуг…
– Да?
«Петру тоже нравился», – подумала Летиция.
– Это мамин… – она сказала это вдруг с такой печалью и неподдельной грустью, что Михаилу стало не по себе, и он решил, что, наверно, поторопился и его приезд выглядит по меньшей мере глупо. Вот так взял и огорошил! Надо было как-то по-другому, но как? Он не знал, вернее, забыл, как это делается. Однолюб! И на что он рассчитывал? Что умная, самостоятельная женщина вот так вот вдруг, без оглядки примет его предложение?!
С Садовой улицы доносились железный скрежет останавливающегося трамвая и редкие сигналы автомобилей, полуденное солнце медленно опускалось над городом, и его необыкновенно мягкий жёлтый свет, проходя через окна, отражался в хрустальных подвесках люстры.
– У меня скоро поезд… Проводишь меня?
Они медленно шли по Невскому в сторону Московского вокзала, каждый думал о своём. Лишь на пешеходных переходах Михаил нежно брал её под руку и сразу отпускал, когда они вновь оказывались на безопасном тротуаре. Он бы ни за что не отпустил её руку, если бы хоть немного чувствовал её. Летиция словно ушла в себя, и он старался изо всех сил прислушаться к тому, что творится у неё в душе, и не беспокоил пустыми разговорами. Казалось, город созвучен с их настроением и тихо напевает свою мелодию, которую могли услышать только они, а для кого-то, скорее всего, она могла быть совсем другая.
– Я знаю, ты очень привязана к Ленинграду. Смогла бы переехать в Москву?
Вдруг промелькнула мысль, что Летиции будет мучительно трудно покидать этот город, который подходил и всецело принадлежал ей, словно она своей большой любовью и преданностью однажды сумела растопить холод гранитных набережных. Михаил любил Ленинград, но особой любовью, как коренной москвич. Для него это был музей под отрытым небом, порой не очень дружелюбный, и ему часто казалось, что Питер всем своим видом и величием хочет показать, что с ним не так-то просто договориться и он должен получить что-то взамен: терпение, смирение, почитание. Михаил не смог бы с ним ужиться: не хватало широких улиц и проспектов Москвы, её суетливости и излишней торопливости. Его родной город ничего не требовал и был намного великодушней, с игривым лёгким нравом, куда потихоньку любыми путями съезжался напористый люд со всей России.
Времени на долгое прощание не оставалось. Михаил Леонидович всё так же галантно поцеловал её руку, потом не выдержал и крепко обнял, как родного, очень близкого человека, и запрыгнул в вагон.
Летиция не стала ждать, пока поезд тронется, и медленно шла по перрону в противоположную от Москвы сторону. Она была уверена: он смотрит ей вслед, но сил оборачиваться не было: «Какая я глупая! Мне надо было сразу сказать да, и всё бы встало на свои места. Что я жду? Зачем терзаю себя и отказываюсь жить полной жизнью?»
Ей хотелось, чтобы Михаил оказался рядом и опять обнимал, как несколько минут назад. Но это уже было невозможно, поезд набирал скорость и, скорее всего, уже скрылся из виду.
Троллейбус гордо, с достоинством катил по Невскому, чётко выполняя предписания и поставленную перед ним важную миссию. Казалось, он живёт отдельной жизнью и совсем не зависит от воли уставшего за день водителя в потёртой кожаной фуражке. Летиция скользила взглядом по жёлтым окнам, вглядывалась в небо, искала звёзды, которых было совсем не разглядеть в сумеречном небе: «Завтра будет дождь, не иначе…»
Пять новелл о жизни и любви, уводящих читателя в тайный мир желаний и запретных эмоций героев нового времени, в которых каждый может с легкостью узнать самого себя. Об авторе: Ирина Оганова не просто известный искусствовед и популярный Instagram-блогер. Эта яркая и стильная женщина обладает удивительным талантом прозаика. Она создает живые истории человеческих взаимоотношений, растворяющиеся в стремительном марафоне современности – драматические этюды встреч и расставаний, полуразмытые питерским дождем.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…
Великий мастер японской каллиграфии переживает инсульт, после которого лишается не только речи, но и волшебной силы своего искусства. Его ученик, разбирая личные вещи сэнсэя, находит спрятанное сокровище — древнюю Тушечницу Дайдзэн, давным-давно исчезнувшую из Японии, однако наделяющую своих хозяев великой силой. Силой слова. Эти события открывают дверь в тайны, которые лучше оберегать вечно. Роман современного американо-японского писателя Тодда Симоды и художника Линды Симода «Четвертое сокровище» — впервые на русском языке.
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.