Часы без циферблата, или Полный ЭНЦЕФАРЕКТ - [43]
Алла Сергеевна тоже не осталась в стороне и передала маленький свёрток, перевязанный голубой ленточкой, с двумя парами маленьких носочков, естественно, из собачей шерсти, на вырост. Потом все поехали на Ветеранов, где вовсю суетились мать и сестра Олега. Сестра в итоге смирилась и поверила, что у брата наконец-то всё правильно, хотя и были поначалу всяческие сомнения, уж больно на этот раз всё складно и быстро получилось. Бывает же такое!
Подтянулся друг Серый и долго с удивлением разглядывал новорождённого крепыша:
– Вот так – бац! И растёт сын… Даже завидно!
– А ты чаще в автобусе приглядывайся, – смеялся от души Олег. – Может, и встретишь ту единственную, которую забыть не сможешь. Дело за малым!
Таня всем в классе объявила, что родился у неё брат Андрейка. Нашлись те, кто засомневался: «Какой ещё брат, коли отцы разные!» Таня дулась и упрямо повторяла: «Брат!» Самый что ни на есть родной и очень крошечный, и она его сильно любит.
Бабки у дома на скамейке, как водится, сплетничали и недоумевали: «До чего народ дошёл! От одного родила, теперь от другого! Танечку из дома выгнали… Мать родная от ребёнка отказалась… Где это видано!.. Ещё и в гости друг к другу шляются… Совсем стыд потеряли! Что творится!»
Май выдался тёплым и напоминал настоящее лето, если бы не совсем молодая зелень с ранним цветением, которая с безудержной силой окутывала город, внося всё новые и новые краски в свою живописную палитру. После уроков Таня с одноклассницами скакала на сухом графитовом асфальте по расчерченным мелом классикам, и её никак было не оторвать от этого весёлого занятия, которого каждый год с наступлением тепла ждут все девчонки Советского Союза.
Алла Сергеевна терпеливо ждала в сторонке на деревянной лавочке, порой доставала спицы и осваивала новое модное плетение косичкой. Особой рукодельницей никогда не была, но вязание всерьёз увлекло. Она называла его «старушечьим счастьем» и радовалась, что есть для кого стараться, и, помимо носков, нацелилась связать всем по тёплому свитеру, ну или хотя бы по жилетке.
Света катила коляску с Андрейкой в сторону школы, зная, что у дочки вот-вот закончится последний урок и неплохо бы повидаться. Таня, едва заметив её, понеслась навстречу с криком «мамааа!», быстро поцеловала и полезла в коляску взглянуть на розовые хомячьи щёчки брата.
– Ну куда ты к нему с грязными руками! Вон посмотри, вся перепачкалась! – совсем не по-злому ворчала Светлана, пристраиваясь поближе к Алле Сергеевне. Солнце припекало, и она лениво стягивала лёгкую кофточку, млела и щурилась от яркого света.
– Поаккуратней надо! Погода сейчас самая обманчивая. Жарко-жарко, а нет-нет – и ветерок холодный. Справляешься хоть с малышом?
– Вроде да… Так Андрей ест да спит, никаких забот! А молока, как и в первый раз, нет! Что только ни делала… И сцеживала, и ем всё подряд.
Андрей недовольно закряхтел, всем своим видом показывая, что его что-то не устраивает.
Света заулыбалась и засунула ему в рот едва не выпавшую соску.
– Как потеряет свою дудку, сразу в крик. Если голодный, ни секунды ждать не желает. Такую сирену включит! Вылитый папаша. Требовательный!.. Таня спокойная была… Скоро каникулы… Уже надумали, куда поедете? Я вот, может, в Стрельну на лето. Олег в порядок решил всё привести, дом-то совсем развалился… Но я с радостью, ребёнок целый день на воздухе находиться сможет. Сил нет таскать коляску вниз-вверх. Может, и вы с Танечкой приедете? Места всем хватит.
Светлана заботливо поправляла байковое одеяльце и наблюдала, как Таня смешно прыгает через скакалку под визг неугомонных подружек.
– Шустрая. По-моему, и спинка как-то ровней стала… Заметили? Мне вот иногда не по себе, что вдали растёт. Может, привыкну? Хоть скучает по мне? – вдруг неожиданно спросила Света.
Алла Сергеевна удивлённо вскинула глаза.
– Ты же мать родная! Конечно, скучает!
Она как-то в один день взяла и приняла Свету, обид не осталось. Наверно, чем старше, тем меньше на это сил хватает, вечно всех оправдываешь, во всём корни истинные видишь. Сына жалко, жизнь себе поломал. Все ошибаются, вот однажды и её Петенька заблудился. А Свету она больше не винила, никто не неволил, не смог сын устоять перед соблазном. Вроде и примера никто в семье не подавал… Не смог до конца оценить, какое счастье ему на пути встретилось, не сберёг Летицию. Скорее всего, так один на всю жизнь и останется. Вот такой ценой немалой Танечку заслужил… Поди разбери теперь, плохо это или хорошо?!
Михаил звонил Летиции каждый день, ждал ответа, ждал и боялся. Они говорили обо всём, только не о самом главном. В середине июня, тоскуя и устав от неопределённости, решил, что так дело не пойдёт. Летиция тонкая, особенная, никогда не сделает первого шага, и, скорее всего, именно он невольно даёт ей право усомниться в его окончательном желании быть вместе. Вновь мечталось, чтобы кто-то встречал дома, варил борщи, просыпался рядом, дышал, пел, шуршал по паркету мягкими тапочками. А он каждый день будет приходить с цветами и дарить их, с нежностью заглядывая в глаза близкому, родному человеку… Порой был абсолютно уверен, что они нужны друг другу. Может, и больше – необходимы!
Пять новелл о жизни и любви, уводящих читателя в тайный мир желаний и запретных эмоций героев нового времени, в которых каждый может с легкостью узнать самого себя. Об авторе: Ирина Оганова не просто известный искусствовед и популярный Instagram-блогер. Эта яркая и стильная женщина обладает удивительным талантом прозаика. Она создает живые истории человеческих взаимоотношений, растворяющиеся в стремительном марафоне современности – драматические этюды встреч и расставаний, полуразмытые питерским дождем.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…
Великий мастер японской каллиграфии переживает инсульт, после которого лишается не только речи, но и волшебной силы своего искусства. Его ученик, разбирая личные вещи сэнсэя, находит спрятанное сокровище — древнюю Тушечницу Дайдзэн, давным-давно исчезнувшую из Японии, однако наделяющую своих хозяев великой силой. Силой слова. Эти события открывают дверь в тайны, которые лучше оберегать вечно. Роман современного американо-японского писателя Тодда Симоды и художника Линды Симода «Четвертое сокровище» — впервые на русском языке.
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.