Часы без циферблата, или Полный ЭНЦЕФАРЕКТ - [40]

Шрифт
Интервал


С Михаилом Летиция познакомилась год назад, когда ездила на конференцию в Москву.

Москву она любила и хорошо знала, вся война там прошла, и не потому, что бежали из блокадного города, – отца как толкового хирурга-кардиолога перед самой войной определили в столицу, значит, там был нужней. Он, как и любой честный человек, рвался на фронт. Не сложилось. Летиция долго не могла привыкнуть ни к новому городу, ни к новой школе, да и Москву было не узнать, особенно центр: в небо запускали аэростаты, и они зловеще парили над городом, проводили маскировку важных зданий, купола соборов перекрасили в чёрный цвет, зачехлили рубиновые звёзды на башнях Кремля. Особенно испугалась, когда началась первая бомбардировка и на город полетели зажигательные бомбы. Потом бомбили и бомбили почти каждую ночь, приходилось спасаться в бомбоубежищах. Страшно было выходить после очередного обстрела, казалось, от города ничего больше не осталось. Когда вернулась в Ленинград, многих не досчиталась и ещё долго от ужаса вскакивала по ночам: снился вой сирены. Она подбегала к окну и удивлялась, почему окна в соседнем доме не заклеены, и вдруг отчётливо понимала, что война давно закончилась, но страх уходил медленно, пока не потерялся окончательно в радостях новой мирной жизни.

Летиция была приглашена на домашний банкет по случаю защиты докторской к её давней знакомой, коллеге, сотруднице Третьяковской галереи. Михаил был в числе приглашённых, и их усадили рядом – не исключено, что хозяева имели дальний расчёт познакомить с кем-нибудь одинокого, всеми любимого друга семьи, и лучше кандидатуру, чем Летиция, придумать было сложно.

Михаил Леонидович – математик, доктор наук. Преподавал в университете. Вдовец, видный мужчина. Ни о чём таком она в тот вечер и подумать не смела, давно предопределив, что эта часть человеческого бытия ею уже однажды пройдена. Михаил оказался не только хорошим математиком, но и отличным собеседником, при этом прекрасно разбирался в искусстве, особенно в русском. Его любимым художником был Петров-Водкин, и они сошлись во мнении, что он – целая эпоха в истории русской советской живописи, искренний и неподражаемый символист. Потом был Большой театр с балетом «Лебединое озеро», прогулки по старому Арбату и Кутузовскому проспекту, крепкий кофе и котлета по-киевски в ресторане «Прага». Его общество было приятным, и казалось, никаких попыток на сближение он не предпринимает, всё на уровне чудесного времяпрепровождения.

Она сообщала о своём очередном приезде, и он составлял культурную программу, учитывая все пристрастия Летиции. Михаил приходил на встречу с букетом цветов и провожал её на Ленинградском вокзале с обязательной красивой коробкой шоколадных конфет. Дожидался, пока поезд тронется, шёл следом и долго махал рукой, а ей становилось немного стыдно перед попутчиками – не девочка ведь такие сантименты разводить. Звонил крайне редко, скорее всего, от нежелания казаться назойливым. Пару раз приезжал в Питер, и они подолгу бродили по городу, посещали театры, сидели в кафе.

К себе никогда не звала и не понимала до конца, что между ними – дружба или что-то большее. Михаил Леонидович каждый раз галантно целовал руку на прощание и уходил, как ей казалось, немного грустным, будто что-то оставалось недосказанным. Их объединяло отсутствие детей и глубокая рана утраты, только для Миши – невосполнимая, а для Лютика – всегда полная болезненной памяти и смутной тревоги, что до конца так и не оправилась и всё так же любит Петю.

В начале мая неожиданно позвонил, сказал, что приехал в Ленинград на один день и по очень важному поводу. Они встретились у памятника Пушкину на площади Искусств. Михаил сидел на скамейке, о чём-то думал, уставившись на свои ботинки, в руках – нежный букетик ландышей. Выглядело это трогательно и по-доброму, и Летиция улыбнулась.

Михаил не заметил, как она подошла, и вконец растерялся, будто его застукали за чем-то непозволительным.

– Это вам! Мои любимые, не могу пройти мимо. Купил у метро. Куда пойдём?

Она не могла понять, что с ним происходит. Всегда сдержанный, наполненный человек вдруг стал нерешительным, как лишился стержня, на котором держалось всё его существо. Это напомнило ей Петю, тот точно так же в сложные моменты, когда надо принимать одно-единственное решение, расплывался, отдавался судьбе и тихо плыл по течению, не зная сам, куда это приведёт. У Пети, как у любого человека, всегда был выбор, но он не выбирал, за него выбирал случай и делал его своим заложником. Сравнение было совсем не в пользу Михаила, и это мгновенно опустило её на землю. Они сидели за столиком в «Метрополе», и он так и не решался заговорить о чём-то существенном. Летиция ждала. Она, конечно, могла бы поддержать его и рассказать, например, о готовящихся экспозициях в Русском музее… Да мало ли тем! Не хотелось, и лишь отвечала на его донельзя банальные вопросы.

– Честно говоря, я не думал, что это будет так трудно, – Михаил вертел в руках чайную ложку, словно пытался внимательно разглядеть её со всех сторон. – Выходите за меня замуж…

Он хотел ещё что-то сказать, но передумал, странно улыбнулся, словно пошутил.


Еще от автора Ирина Борисовна Оганова
#Иллюзия счастья и любви

Пять новелл о жизни и любви, уводящих читателя в тайный мир желаний и запретных эмоций героев нового времени, в которых каждый может с легкостью узнать самого себя. Об авторе: Ирина Оганова не просто известный искусствовед и популярный Instagram-блогер. Эта яркая и стильная женщина обладает удивительным талантом прозаика. Она создает живые истории человеческих взаимоотношений, растворяющиеся в стремительном марафоне современности – драматические этюды встреч и расставаний, полуразмытые питерским дождем.


Рекомендуем почитать
Голубой лёд Хальмер-То, или Рыжий волк

К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…


Четвертое сокровище

Великий мастер японской каллиграфии переживает инсульт, после которого лишается не только речи, но и волшебной силы своего искусства. Его ученик, разбирая личные вещи сэнсэя, находит спрятанное сокровище — древнюю Тушечницу Дайдзэн, давным-давно исчезнувшую из Японии, однако наделяющую своих хозяев великой силой. Силой слова. Эти события открывают дверь в тайны, которые лучше оберегать вечно. Роман современного американо-японского писателя Тодда Симоды и художника Линды Симода «Четвертое сокровище» — впервые на русском языке.


Боги и лишние. неГероический эпос

Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).


Блаженны нищие духом

Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!


Крепость

В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.