Часы без циферблата, или Полный ЭНЦЕФАРЕКТ - [39]

Шрифт
Интервал

– Чай будешь? Или что покрепче? У меня малёк «Столичной» припрятан.

– Давайте водку… – робко предложил Пётр.

– Слушай, давай на «ты»?! Что уж тут реверансы друг другу отвешивать… Делать-то что будем? Бунтует Таня, справиться не можем. Меня не принимает. Да и не обязана вроде, насильно мил не будешь. Свете хамит и, главное, страх потеряла. Я-то понимаю, откуда ноги растут – устал ребёнок между вами метаться.

– Так и я пытаюсь убедить Светлану, что не стоит отношения личные на Тане вымещать. Я ведь хочу, чтобы фамилию мою носила и со мной жила. Поймите! Ей же лучше будет…

Пётр посмотрел на Олега и нерешительно добавил:

– У вас скоро жизнь изменится… Ребёнок, заботы… Танечке ещё труднее будет… Не знаю, что делать.

Олег заходил по крошечной кухне. Пётр Алексеевич непроизвольно голову поворачивает то в одну сторону, то в другую, боится Олега из виду потерять, встал…

– Да сиди уже! А что Света?

– Светлана против. Против – и всё тут! На принцип идёт…

– Свет! Иди сюда… – Олег бесцеремонно прервал Петра Алексеевича.

Звать долго не пришлось, она стояла практически под дверью, как знала, что без неё не обойдётся.

– И Таню зови!

– Зачем Таню?

Светлана поглядывала на Петю: «Жизнь испоганил, ещё и смуту вносит! Где это видано – идти на поводу у глупой девчонки. Так неизвестно до чего докатиться можно. Лупила, как шёлковая ходила!»

– Таня! – громко позвала дочку, прислонилась боком к стенке и затихла, спорить с Олегом она не привыкла. Пусть делают, что в голову взбредёт, ей не до этого.

Таня села за стол рядом с отцом, прилежно сложила руки и, затаив дыхание, уставилась на Олега. Она точно определила, что именно от него всё зависит и он, несомненно, главный в их компании. Ну как директор школы.

Пётр от волнения положил руку на её плечо, потом отдёрнул, чтобы это не выглядело как давление на ребёнка и лишний раз не раздражало Светлану.

– Таня, – Олег выступил мировым судьёй, и всё выглядело по-взрослому серьёзно, – ты хочешь с папой жить или с нами остаться?

Таня в нерешительности заёрзала на стуле, ей очень не хотелось обижать маму, но надо говорить правду, как учила бабушка, порой самую горькую. И она, совсем как большая, решительно кивнула головой, ясно и чётко сказала:

– Я хочу жить с папой! И фамилию хочу папину носить!

Света молчала, ей не было обидно или горько, вдруг показалось, что Таня очень похожа на неё. И почему она раньше этого не замечала?! Она видела её словно в первый раз, разглядывала и пыталась понять, что сделала не так, откуда между ними такая бездна непонимания и нелюбви и как с этим жить дальше. Наступила тишина, которую нарушила кукушка: вдруг выскочила из деревянного домика и несколько раз прокуковала. Олег невольно засмеялся.

– Да… Интересная ситуация. И как надо поступить? – Олег явно обращался к Светлане.

Та пожала плечами. Выглядело это очень печально, и Петру стало её невыносимо жаль. Он не хотел, чтобы кому-нибудь стало больно в такой сложной ситуации, и переживал, что заварил всю эту кашу, но так получилось, и дороги назад нет, тем более и Танюша выразила своё желание жить с ним. С фамилией, конечно, удивила! Вот сообразительная, сама всё подметила и, надо же, даже мать не испугалась, не в него, смелая.

Олег приобнял сникшую Светлану.

– Надо отпустить. Другого выхода я не вижу. Так всем лучше будет.

Она кивнула, говорить не могла, как разучилась.

Танюша вскочила, побежала в гостиную, схватила стул и со страшным грохотом поволокла в прихожую, залезла на него, никто и глазом не успел моргнуть. Следом выбежал Пётр Алексеевич, за ним Олег со Светланой. Тане не хватало роста, она становилась на цыпочки и пыталась дотянуться до дверцы антресолей, ничего не получалось. Света молча наблюдала эту картину и машинально ухватилась за Олега, словно искала защиты.

– Пап, ну помоги!

Пётр достал чемодан.

Света не выдержала:

– Вот так сразу?! Сегодня?

Олег крепко обнимал её, как бы говоря – я здесь, я с тобой, так надо…

Собрали быстро. Участвовали все. Больше всех суетилась радостная Таня. Она, довольная, стояла в коридоре, прижимая плюшевого медведя.

– Шарф завяжи получше! Ветер на улице… – Света делала вид, что ничего не случилось.

Таня подошла, прижалась к маминому животу, и ей показалось, что кто-то легонько толкнул её. Она от удивления вскинула глаза, Света попыталась улыбнуться и машинально гладила и гладила её по голове.

– Пошли, – Олег накинул куртку. – Провожу до машины. Такси давно стоит.

Они ехали в Автово, счастливая Таня гордо сидела рядом с отцом и чувствовала себя победителем, но было немного грустно.

– Пап, мы же будем в гости к маме ездить? Я теперь могу к ним иногда на выходные приезжать. А дядя Олег хороший! И мама хорошая! Правда?

– Правда, Танюш.

В машине было слишком тепло, и Пете хотелось дремать. Монотонно мелькали фонари на длинных ножках, на проспекте Стачек горели редкие витрины гастрономов, фотоателье, ресторанов…

– Надо всё обдумать… Собрать документы… Школу поменять поближе… С пропиской что-то решать…

Он представлял, какой сюрприз устроят бабушке. Было легко и страшно, но больше легко, и он впервые твёрдо решил ничего не бояться. Теперь он бесконечно счастлив. Почему-то вспомнил Лютика. Как она? Мама давно ничего не рассказывала. Он слышал иногда, как они болтают по телефону. Раньше докладывала, а теперь молчит – не хочет делать больно и, скорее всего, поняла, что их дороги окончательно разошлись. Он и сам это давно понял, но память неумолимо возвращала назад. И когда шёл по Невскому, обязательно смотрел в сторону своего дома на канале Грибоедова. Подойти ближе не решался – незачем. Порой ему казалось, что это именно она стоит на противоположной стороне Невского в ожидании зелёного света. В нерешительности замедлял шаг, останавливался, потом долго ругал себя, называл трусом и старался поскорее выкинуть из головы все фантазии, понимая, что в мужском одиночестве чего только не примерещится. Толик советовал позвонить самому: прошло время, и, зная Летицию, зла, скорее всего, она не держит, и неплохо бы наладить нормальные человеческие отношения. А то, что они сойдутся, Анатолий не верил, только удивлялся, что уже столько лет Летиция не подаёт на развод. Был уверен – иметь какой-то расчёт было не в правилах этой честной и благородной женщины. Ещё он краем уха слышал, что у неё кто-то есть, вроде солидный мужик, профессор из Москвы. Пете ничего не сказал – и так страдает, дурак, и мучается.


Еще от автора Ирина Борисовна Оганова
#Иллюзия счастья и любви

Пять новелл о жизни и любви, уводящих читателя в тайный мир желаний и запретных эмоций героев нового времени, в которых каждый может с легкостью узнать самого себя. Об авторе: Ирина Оганова не просто известный искусствовед и популярный Instagram-блогер. Эта яркая и стильная женщина обладает удивительным талантом прозаика. Она создает живые истории человеческих взаимоотношений, растворяющиеся в стремительном марафоне современности – драматические этюды встреч и расставаний, полуразмытые питерским дождем.


Рекомендуем почитать
Боги и лишние. неГероический эпос

Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).


Кишот

Сэм Дюшан, сочинитель шпионских романов, вдохновленный бессмертным шедевром Сервантеса, придумывает своего Дон Кихота – пожилого торговца Кишота, настоящего фаната телевидения, влюбленного в телезвезду. Вместе со своим (воображаемым) сыном Санчо Кишот пускается в полное авантюр странствие по Америке, чтобы доказать, что он достоин благосклонности своей возлюбленной. А его создатель, переживающий экзистенциальный кризис среднего возраста, проходит собственные испытания.


Блаженны нищие духом

Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!


Крепость

В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.


Я детству сказал до свиданья

Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.