Центровые - [38]

В 69‑м вместе с Сашей Беловым Болошев вошел уже в основной состав первой сборной СССР и стал чемпионом Европы. Тогда и началось их восхождение. И долгое время этот оригинальный и интересный дуэт центровых восхищал поклонников баскетбола. Вот я написал «восхождение» — и задумался. Для Саши Белова это, пожалуй, не подходит. Он не «восходил», он — сразу и ярко засверкал, кометой пронесся по баскетбольному небосклону. А Болошев? Вспомните, он играл, когда рядом с ним действовало целое созвездие фантастических баскетболистов. Что ни имя — ас. И вряд ли кто–то из любителей нашей игры точно скажет, чем же среди таких великолепных мастеров мог выделиться Болошев. И вроде бы даже непонятно, за какие такие заслуги брали Сашу в сборную. И не просто брали, а на самые важные, самые престижные турниры. И не один–два года, а на протяжении семи лет, на которые пришлось немало очень ответственных официальных соревнований. И это, не считая чемпионата мира в Маниле, где в 31 год Болошев стал вице–чемпионом… Что ж, не надо искать каких–то особенных эффектов в игре Саши Болошева. Нет, он не был лидером, не был тем баскетболистом, вокруг которого строится игра команды, не был он ни вожаком, ни заводилой, ни ударной силой, ни суперрезультативным бомбардиром, на которых обычно и падают лучи славы и признания. Наоборот, скромный, старающийся остаться в тени, Саша никогда не выпячивался, не стремился, что называется, подать себя, предоставляя — и обеспечивая — полное право делать это другим.

Пожалуй, эта скромность и внешняя незаметность мешали ему в игре. Действуй он агрессивней, эффектней, выпуклей, наверняка как спортивная личность выиграл бы. Однако таков уж характер: предпочитал оставаться на заднем плане. Брал же свое сообразительностью, умением подыграть, мыслью. Тем не менее в выгодных ситуациях, когда вроде бы непременно нужно взять игру на себя, Саша снова не желал выделяться, выставлять себя на авансцену, чем, повторяю, обеднял, обкрадывал свою игру. Но было у него замечательное качество, которого не хватало и многим асам прошлого, не хватает и многим именитым баскетболистам — центровым последних лет. Болошев крайне редко ошибался. Он умел дорожить мячом, и почти не допускал брака. Уж если Саша бросал — то почти наверняка точно в кольцо. Если делал передачу — стопроцентный был пас партнеру. Если шел на подбор — мяч обязательно доставался ему. А коли уж случалось ему допустить промах (крайне редко это было), так он расстраивался и переживал до такой степени, будто свершилось непоправимое.

Осмелел Болошев в московском «Динамо». Здесь на него в этом плане повлиял Анатолий Блик — игрок–лидер, вожак по натуре, умевший повести за собой на площадке и за ее пределами. Блик тогда фонтанировал идеями, вдруг открыл необходимость занятий с отягощениями по американской методике и таскал за собой Болошева и Сидякина. Бесконтрольное увлечение штангой закончилось тем, что Сидякин получил тяжелую травму. Саша же, по обыкновению, тренировался с умом и действительно неплохо прибавил в мощи, что и стал использовать в игре.

В «Динамо», особенно после преждевременного ухода Володи Никитина, Саша скоро стал одним из лучших игроков. Так что волей–неволей ему пришлось быть постоянно на виду, брать игру на себя. И вообще, вся эта тройка в те годы была очень заметна, именно эти трое ребят в конце 60‑х и до середины 70‑х годов задавали тон в «Динамо», все привлекались в сборную, но закрепился (характерный штрих) в ней один Саша, хотя его партнеры вроде бы были более яркими и запоминающимися.

Маленькие Блик и Сидякин (относительно, конечно, маленькие) были так нацелены на кольцо, что, не раздумывая, шли в атаку и бросали, бросали, бросали. Это были индивидуалисты, ярые «технари» в полном смысле слова. И в какой–то степени их манера игры сделала Болошева таким, каким он стал и был большей частью всю свою спортивную карьеру. При таких крайних Саша должен был быть очень внимательным как в атаке, так и прежде всего в обороне. И он оставался верен себе. Роль «чернорабочего» его вполне устраивала, он считал, что так и должно быть, что все в порядке вещей. И он неутомимо снабжал мячами быстрых форвардов, буквально кормил их пасами, ставил им заслоны, брал на себя всю трудную и неблагодарную черновую работу и в нападении, и в защите. Но даже став выдающейся фигурой не только в «Динамо», но и в сборной, Болошев не изменил себе. Как был он лишен всяческого честолюбия, как не было у него желания отличиться самому, так и не появилось. Он все клал на алтарь команды и успех коллектива воспринимал как свой личный успех. Только так — и не наоборот. Не блистал сам, как бы намеренно уходя в сторону, и тем самым делал огромное дело — создавал игру другим. За это его и ценили и в «Динамо», и в сборной, за это и я позвал его в команду перед чемпионатом мира в Маниле, хотя это, повторяю, был уже далеко не тот Болошев, каким он был на Олимпиаде‑72 в Мюнхене или на чемпионате мира 1974 года в Пуэрто — Рико.

Но в том–то и дело, что мышление, кругозор, понимание законов большой игры и своего места в этой игре позволяли Болошеву и в достаточно солидном для спорта, для баскетбола возрасте после длительной разлуки со сборной, с ведущими игроками не только без ущерба для команды вернуться в сборную, но и приносить немалую пользу, оставаться на первых ролях. В конце концов Саша ведь никогда не был бомбардиром, снайпером, никогда не был суперцентровым (рост все же не слишком внушительный), но Болошев был хорош и интересен в другом — в игре командной, общей. И вот тут он был незаменим.